Бог любит Одессу - [12]

— А это зачем? — спросил Митроха

— Природные камни имеют расколы и трещины, они созревают сотнями лет, а на синтетических таких трещин нет.

Семенович прильнул к окуляру микроскопа.

— Ну? — почти одновременно спросили Владик и Митроха.

— Есть, — сказал Семенович, — и самое удивительное, что он не прозра­чен, и линии, которые отмечает увеличительное стекло, не совсем параллель­ны. Это признак естественного роста этой разновидности берилла. Но самое главное — поместить его в стакан с водой.

— И. — выдохнул Владик.

Но Семенович не слышал его. Он ушел на кухню и вернулся в комнату со стаканом воды, небрежно бросил в стакан изумруд и прикрыл сосуд рукой.

— Так вот, если опустить изумруд в воду и посмотреть на стакан сверху, то искусственный изумруд даст красный оттенок.

Митроха и Владик вскочили со стульев и склонились над стаканом. Семе­нович медленно убрал руку, и все увидели, что красноватого оттенка нет.

Прозвище Топаз Борис получил вскоре после того, как поступил в НГУ. Уже тогда он заинтересовался драгоценными камнями, хотя это и не входило в основной профиль его подготовки. Из трех лидеров драгоценных камней он интуитивно выделил изумруд: алмаз не интересовал его бесцветностью, а рубин вызывал тяжелые чувства, которые сравнимы с предчувствием кон­фликтов с другими людьми.

Болезнь эта пришла к Борису внезапно, во время первого посещения музея Института геофизики в Новосибирске. Когда его сокурсники восхища­лись размерами золотых самородков, заключенных в прозрачные ящики-кас­сеты, он был заворожен камнями.

И даже шутка, о которой знают все посещавшие музей новосибирцы и гости столицы Сибири, не тронула его.

Звучала она так. Рассматривая самородки золота, посетители всегда задавали вопрос: сколько стоит? И у экскурсоводов всегда был один и тот же ответ: десять лет колонии строгого режима.

Ответ с позиций юриспруденции, безусловно, безграмотный, но для обы­вателя весьма информативный.

Впоследствии жизнь и практика оторвали Бориса от объекта его интереса. После окончания универа он попал служить в армию в качестве офицера- двухгодичника. Правда, служил недалеко от Новосибирска. Как говорили тогда, в огородах, в Пашино, был замкомроты в стройбате. Ну а потом насту­пило время, которое позже стали называть безвременьем.

И в это безвременье Борис занялся разработкой технологии выращивания искусственных бериллов.

Прежде чем перейти к практике, Борис решил изучить уже имеющиеся способы выращивания изумрудов. Разумеется, начал он с Чэтема, да на нем и остановился.

Кэрролл Ф. Чэтем из Сан-Франциско стал проводить свои эксперименты по выращиванию изумруда, когда учился в колледже в тридцатые годы про­шлого столетия. Он нигде не патентовал свой метод, но его принципы были описаны в нескольких статьях в научных журналах послевоенного времени. Поскольку без этого был невозможен выход продукции на рынок.

Цикл выращивания кристаллов поначалу был довольно длительным, до года. И Чэтему удалось получить крупные изумруды: один кристалл весом в 203 г (1014 карат) был подарен Смитсоновскому институту в Вашингтоне, а другой весом 255 г (1275 карат) — Гарвардскому университету. Чэтему же принадлежит некое новшество в ускорении выращивания кристаллов. Если растить их не в неподвижном растворе, а при перемешивании жидкости, то процедура уменьшалась в несколько раз.

«Ничего странного, — подумал тогда Борис, — так и должно быть».

Чэтем, описывая свои изумруды, называл их «культурными» вместо обще­принятого термина «синтетические», но федеральная торговая комиссия США отклонила такой термин. И изумруды, созданные Чэтемом, стали называться и продаваться под маркой «изумруд, созданный Чэтемом».

«Прекрасно, — продумал тогда Борис, — а мои изумруды будут называть­ся. Да какая разница, как они будут называться. Я создам такой изумруд, который никак не будет называться, потому что будет как природный».

И начал эксперименты с так называемым питательным раствором для выращивания кристаллов. Исследовав все составляющие части, которые при­рода использует для выращивания изумрудов: бор, висмут, свинец, литий, никель, натрий, калий, молибден, вольфрам, ванадий, хром, фтор, кислород и воду, — он сравнил их соотношение, которое согласно статьям ряда исследо­вателей на западе было в «синтетических» изумрудах.

Однако это ничего ему не дало.

И тут он увидел, как один из его бывших коллег соорудил на даче устрой­ство, отпугивающее крыс и кротов.

— Но оно воздействует и на людей, — сказал ему Борис.

— Конечно, оно воздействует на все растворы, на все жидкости. Поэтому я включаю его, когда уезжаю, в город. А крысы и бомжи не в счет.

— Да ты садист, батенька.

— Есть немного. Я ведь сажу на даче растения не для крыс и кротов.

— Понятно.

— А как ты додумался до этого?

— А помнишь, теплофизики в Академгородке проводили эксперименты по разрушению бетонных фортификационных сооружений.

— А-а, — молнией пронеслось в мозгу у Бориса. и он перевел разговор на другую тему.

После этого все стало на свои места. Нужно было лишь проэкспериментировать воздействие на «питательный раствор» различных видов разруши­тельных излучений. Что должно было не только в несколько раз увеличить скорость выращивания кристаллов, но и создать новое их качество, как наде­ялся Борис, приближенное к природным.