Бог, король и дамы! - [31]

Все три принца одновременно перестали всхлипывать. Анри де Бурбон поднялся с пола и обнял Жоржа-Мишеля за шею.

— Ладно, — граф де Лош мягко высвободился из объятий двоюродного брата и своим платком вытер ему лицо. — И что с вами делать? Как узнает ее величество о ваших проказах — точно велит высечь… Всех твоих. Не посмотрит, что принцы.

— И без сладкого оставит, — грустно добавил маленький Бурбон.

— Да откуда она узнает? — проворчал Анри де Лоррен.

Жорж-Мишель пожал плечами, всем своим видом показывая, что вопрос кузена праздный. Мадам Екатерина знала все.

— Да я… убью того, кто матушке наболтает! — сгоряча пообещал дофин и перепуганные слуги постарались втиснуться в стену. Бедняги ничуть не сомневались, что юные принцы вполне способны отправить к праотцам несчастного, посмевшего вызвать их неудовольствие. Лично или поручат это кому-либо другому — для несчастного значения не имело.

Граф де Лош пожал плечами вторично.

— А смысл? — резонно вопросил он. — Да стоит ее величеству на вас посмотреть — ужас! — у одного нос разбит, у другого глаз подбит, одежда порвана… Одежда… — почти бессмысленно повторил Жорж-Мишель, хлопнул себя по лбу и вскочил с табурета. — Ну конечно… Эй вы, болваны, воду, одежду, живо! — прикрикнул на слуг юный шевалье.

— Анри, — все три принца одновременно обернулись и Жорж-Мишель досадливо поморщился — угораздило же их матушек дать мальчишкам одинаковые имена. — Жуанвиль, умойся и причешись. Анжу, ты тоже… да, и не забудь переодеться. Беарн! Бог мой, с тобой то что делать?! — Жорж-Мишель схватился за голову. Юный наследник Наварры оглядел себя и виновато развел руками.

Когда слегка запыхавшаяся королева-мать появилась в апартаментах принцев, комната была приведена в полный порядок, а сами принцы умыты, причесаны и переодеты. Если бы не синяки, ссадины и царапины на физиономиях, ее величество могла бы решить, будто мальчишки прилежно грызли гранит наук, и лишь ее появление оторвало принцев от этого увлекательного занятия. Однако королева Екатерина не была слепой. У трех Генрихов, лакеев и даже у графа де Лош души ушли в пятки, когда ее величество медленно окинула их взглядом больших чуть на выкате глаз.

— Что все это значит, граф? — ледяным тоном осведомилась королева и Жорж-Мишель понял, что новенькая шпага, отель на улице Бетези и прочие атрибуты взрослой жизни не помогут ему, коль скоро ее величество распорядится его высечь. Во рту графа вмиг пересохло. Молодой человек побледнел и опустил голову.

— Я полагала, — тем же немилостивым тоном продолжала Екатерина, — что вы, как самый старший, будете оказывать благотворное влияние на своих юных родственников. Но вместо этого вы каждодневно являете собой пример легкомыслия и нерадения в учебе…

Шевалье Жорж-Мишель мечтал провалиться сквозь землю. К антиподам.

— Жорж не виноват, — робко подал голос принц Беарнский. — Он нас мирил… — совсем тихо добавил мальчик, замерев под совиным взглядом королевы.

— Вот как, — Екатерина поджала губы. — Ну что ж. Значит, наказаны будут только трое. А через пять дней я проверю, чему вы научились, кроме проказ и драк.

Провинившиеся молча поклонились, мысленно молясь, чтобы наказание не было слишком суровым. Принцу де Жуанвилю, точнее новому герцогу де Гизу хватило ума, а принцу Беарнскому великодушия не говорить, в чем была причина ссоры. Граф де Лош с грустью размышлял о том, что в ближайшие пять дней ему придется оставить развлечения и засесть за книги, а Генрих де Валуа с еще большей грустью думал, как несправедливо устроен мир. Ну в чем он провинился? Всего-навсего хотел остановить драку, а потом, сам не ведая как, оказался в нее вовлечен. Неужели за это стоит наказывать? По справедливости надо было наказать одного Гиза, но спорить с матушкой, когда она пребывала в дурном настроении, было не только бесполезно, но и опасно. Да и Беарнец молчит. А кому, как не ему, жаловаться на Гиза?

Сердце королевы-матери обливалось кровью. Наказать любимого сына казалось Екатерине столь же немыслимым, как отрубить собственную руку. Однако воспитатель дофина Амио и врач Мирон убедили ее величество, что это единственный способ привить юному принцу серьезность и ответственность, столь недостающие мальчику из-за вечного потворства матери. Екатерина вздохнула и поклялась быть твердой. Десять ударов розгой каждому из провинившихся, лишение их ужина, ночь в темной комнате под замком, вынесла приговор королева-мать. Вынесла… и пошла плакать.

* * *

Может показаться странным, но граф де Лош почти стыдился, что ее величество не сочла нужным его наказать. При мысли, что его кузены с тоской гложут корку черствого хлеба, молодому человеку делалось не по себе. Перед мысленным взором шевалье одна за другой проносились самые жуткие картины. Жорж де Лош вспоминал страх дофина перед темнотой, нежданную утрату Гиза, слезы Беарнца и не находил себе места. Попробовал читать, но буквы прыгали перед глазами, а слова не доходили до разума. Взял в руки лютню, но звуки музыки вызывали непонятное раздражение, волновали чуть ли не до слез. Тогда молодой человек отправился на поиски наслаждений, но вид веселящегося, смеющегося двора нагнал на юного графа тоску. Даже самые очаровательные фрейлины «летучего отряда», окружившие юношу со смехом и щебетом и принявшиеся приглаживать ему волосы, ласково трепать за уши, поправлять на одежде ленты и вообще всячески теребить, не смогли вызвать на губах графа улыбку. Чувствуя, что им не удается вывести молодого человека из состояния непривычной меланхолии, красавицы надули губки и спросили, куда подевались их красавчики-принцы. Жорж де Лош понял, что тоже имеет право обидеться.