Пока ждали ночи, еще под землей, я пытался вспомнить, каким образом оказался в погребе, но так и не смог. Воронцов признался, что его последняя мысль была: «ну… всё».
Уцелел ли кто-то кроме нас, оставалось только гадать. Я чуть не сошел с ума от неизвестности, но он был прав: не стоит заявлять о себе раньше времени.
Выступив против Траска, мы залезли в берлогу к спящему медведю, не взяв с собой ружья. Опрометчивость, граничащая с глупостью. Но винить некого, кроме самих себя.
«Наступил на те же грабли» — так говорят о людях, неспособных учиться на собственных ошибках. Я же знал, что стихийные вмешательства в причинно-следственные связи будут иметь фатальные последствия! Но обманывал себя. Успокаивал тем, что это — не моя идея, а значит «они», — Рашид и Александр Наумович, — знают, что делают.
Я им не возразил, а как ребенок, которому разрешили шалить, с головой окунулся в проказы. Забыв, что сыр, как правило, предназначен для того, чтобы поймать мышь…
— Идиоты мы были, когда сунулись к Траску. Самонадеянные глупцы.
Я старался говорить как можно тише, голос то и дело срывался. Колотила дрожь — пока копали, успел взмокнуть, и теперь, сидя на холодной земле, быстро замерзал.
— Вы что же, думаете, это он? Как?
— Не знаю. Например, послал беспилотник…
— Глупости. Никто не позволит чужому беспилотнику летать над городом. — голос Воронцова походил на сдавленное кваканье.
— А почему — чужому? У Траска достаточно денег чтобы купить любого, даже на самом высоком уровне…
— Я, конечно, не могу утверждать, что в наших вооруженных силах служат сплошь неподкупные и благородные, но, по-моему, это перебор.
— Помните, что Макс говорил? Про «уязвимость нулевого дня»…
Воронцов надолго замолчал. Потом сказал:
— А если он доберется до ядерного оружия?
— Скорее всего, уже добрался…
Об этом диалоге я вспомнил, как только оказался на поверхности, под открытым небом. Никак не мог отделаться от мысли, что за нами следят…
* * *
Решили пробираться в Москву, к Максу. Возможно, он уже знает, кто из наших остался жив, и вообще… Если сам уцелел. Но проверить надо. На электричке в город нельзя — кто-нибудь обязательно запомнит парочку перемазанных землей бомжей… Да и денег нет.
И тогда Воронцов совершил первое в жизни правонарушение, по его же словам: угнал чужую тачку.
На трассу старались не выезжать.
* * *
— Он искал именно вас. — Воронцов резко выкрутил руль в попытке объехать огромную промоину.
— С чего вы взяли?
— Остальных он убил.
— Кидальчика не убил. Рашида не убил… Наверняка есть и еще чудесники…
— Не знаю. Не было времени проверить. Да это и не важно. Сейчас, по крайней мере…
— Откуда вы знаете, что важно, а что — нет? — я снова начинал злиться. — Когда мы вчера катались по городу, за нами следили. Вы об этом знали, но, сбросив хвост, успокоились. А нас выследили! Взрыв дома — это из-за них!
— Алекс…
— А что, не так? Почему вы их не остановили? Почему подпустили так близко?
— Алекс… Нас не выследили. Поверьте.
— Нельзя быть ни в чем уверенным! Я знаю, я прячусь всю жизнь!
— Алекс… тех, кто за нами следили — их больше нет.
Я сглотнул. Внезапно стало жарко.
— Вы их что… Убили?
— Не мы. Но… Подозреваю, кто. Тот же почерк, если можно так выразиться.
— Объяснитесь.
Я уже предчувствовал, что он скажет.
— Через пару дней после того, как вы сбежали, мы с Михалычем обнаружили хвост. Приняли меры. Когда подъехала опергруппа, оказалось, что в машине — трупы. Убиты выстрелами в затылок. Так же, как и те, что следили за нами вчера… И я думаю, что это сделал Рашид.
— Чего?
— Послушайте, у меня было время обдумать эту версию: из сейфа в кабинете Кремлева пропали документы. Досье на таких, как вы. Когда мы встретились, Рашид сразу признался, что это он их прибрал… Вообразите: слепой человек спокойно вошел в Управление, отыскал кабинет начальника, вскрыл сейф… Даже камеры его не зафиксировали!
Те, кто за нами следили, убиты из пистолета с глушителем, выстрелами в затылок. Они ничего не подозревали! Ехали себе по дороге, а кто-то — может, на светофоре, или еще где, подсел к ним в салон, выстрелил — дважды, и вышел… Это вполне мог быть он. Или девочка…
Я тоже подумал об Ассоль. Но…
— Она была со мной. Помните? Мы оба были в плену, её просто не было в городе!
— Вчера она сделала нам ручкой в торговом центре, и испарилась. Куда?
Я промолчал. Я видел, как она убивает. Это вполне могла быть она…
— Убить человека. Вот вы, Илья, могли бы без лишних размышлений убить кого-то, кто вам мешает?
— По обстоятельствам. А вы?
— Вы не поверите… Но я, наверное, не смогу. Мы же не на войне, правда? Мы же, черт побери, не убийцы!
— Но вы допускаете мысль, что это может быть Ассоль.
— Если б вы видели то, что видел я…
— Я видел.
— И как вы к этому относитесь?
Воронцов ворочал рулем, не отрывая взгляда от извилистой, глубокой колеи.
— Трудно сказать. Не покривлю душой, если признаюсь, что она меня восхищает.
— А меня — пугает. Знаю, что звучит глупо… Но что мы, в конце концов, за мужики, если девчонке приходится делать нашу работу?
— Её этому учили с детства. Она — прирожденный воин. А вы только что признались, что не смогли бы убить, глядя в глаза.
