Бог и Его образ. Очерк библейского богословия - [38]

Первый и второй акты верности

Прежде всего Давид казнит амаликитянина, грабителя мертвецов, который приносит ему венец и запястье Саула, утверждая, что он убил того собственными руками, и надеясь получить за это хвастовство хорошую награду (2 Цар 1,5-16). Давид сочиняет великолепную "плачевную песнь" в память Саула и Ионафана (1,19-27).

Затем Иудеи помазывают на царство своего соплеменника, оказавшего им большие услуги (2,1-4), и Давид начинает свое царствование с того, что посылает посла поздравить жителей Иависа с тем, что они избавили от осквернения тело Саула (2,5-7). Тем самым он сразу делает себя наследником памяти своего предшественника.

Два злополучных убийства

Но Авенир, бывший начальник штаба Саула, который давно уже видит в Давиде соперника, поднимает на щит довольно незначительного сына Саула – Иевосфея, и выступает из Заиорданья, где они укрывались, пытаясь привлечь центральные племена на сторону нового царя. Тоща происходит в Гаваоне встреча между Авениром и тремя сыновьями Саруи, сестры Давида, – Иоавом, Авессой и Асаилом. Авенир, к несчастью, убивает молодого Асаила, хотя он и пытался избежать этого убийства, чтобы не навлечь на себя мести Иоава и Авессы (2,8-23).

Затем Авенир, поссорившись с Иевосфеем из-за женщины, решает бросить этого глупца и вступить в союз с Давидом, договорившись с ним о покорении всего Израиля. Как он надеется, это принесет ему почетное положение в новом царстве. Происходит встреча при Хевроне, и переговоры успешно завершаются (3,6-21). Но Иоав узнает об этой встрече, приходит к Авениру и предательски его убивает... очевидно, мстя за своего брата, но в первую голову стремясь избавиться от опасного соперника. Давид оказывается в трудном положении, и его планы расстроены. Несомненно, все сочтут, что это он заманил Авенира в ловушку и велел убить его. И тут снова проявляется его гений, и опять он находит блестящий выход из положения: Давид решительно отмежевывается от поступка Иоава и проклинает его, чтобы кровь Авенира не запятнала его царства. Затем он велит Иоаву и Авессе оплакать Авенира, которому он устраивает пышные похороны, и сочиняет плач по нему. Он продлевает траур сверх положенного срока, чтобы подчеркнуть, что тут имеет место не простая формальность (3,22-37).

Третий акт верности

Поведение Давида вскоре приносит свои плоды. Два начальника военных отрядов Иевосфея убивают последнего во время дневного сна и приносят его голову Давиду, который остается верным своей позиции и для начала предает их смертной казни как цареубийц, а затем торжественно хоронит голову Иевосфея в гробнице Авенира (4). Тогда весь Израиль, расстроенный и покоренный, попадает в руки Давида (5,1-3).

Такое поведение Давида не может не приводить в смущение. Оно отдает театральным преувеличением. Не есть ли все это скорее политический маневр и мак-киавеллизм, нежели искрения верность? Однако о маневре можно было бы говорить, если бы тут имело место притворство, но верность – настолько глубокая и постоянная черта Давида, что мы не можем сомневаться в его искренности. Давид только преувеличивает и гениально драматизирует эту свойственную ему искренность.

"Я пляшу перед Ягве"

В этот период удачи в поведении Давида появляются новые любопытные черты, раскрывающие характер нашего героя. Известно, какое острое политическое чутье проявил Давид, выбрав себе независимую столицу – Иерусалим, который не входил в состав ни Иудеи, ни Израиля и представлял собой род шарнира между двумя блокировками; тем самым он сумел не задеть ничьих интересов. Затем к открытию столицы он переносит туда палладиум Израиля – Ковчег, что делает Иерусалим местом паломничества народа (а паломничества играют важную роль для сохранения единства племен в мирные времена). Когда процессия с Ковчегом вошла в Иерусалим, "Давид скакал и плясал перед Ковчегом, который возвышался среди кликов толпы и рева труб"  (6,14-15). Но когда Давид вернулся домой, его жена Мелхола, дочь Саула, сказала ему:"Как отличился сегодня царь Израилев, обнажившись сегодня перед глазами рабынь рабов своих, как обнажается какой-нибудь пустой человек!" Но Давид поставил Мелхолу на место:

Перед Ягве, Который предпочел меня отцу твоему и всему дому его, утвердив меня вождем народа Ягве, Израиля; пред Ягве играть и плясать буду! Но я еще больше уничижусь и сделаюсь еще ничтожнее в глазах моих, и перед служанками, о которых ты говоришь, я буду славен"(б,20-22).

Мудрость и безумие

Это говорит тот же самый Давид, по-прежнему во всем противоположный Саулу. Когда тот обнажался в Навафе (1 Цар 19,24), он доходил до дна падения: его, гордого и ревнивого царя, Бог швырял нагим к ногам соперника. Напротив, Давид унижается добровольно. Он не держится за свою славу как за что-то хрупкое, непрочное. Он бросает ее к ногам Бога, как дитя, которое играет и которое уверено в верности, даже более – в любви Того, Кто его избрал. Принести в дар Богу свою славу значит умножить ее. Но Давид поступает так не из расчета. Он делает это по гениальной догадке, подобно тому, как он догадался предать преследователя в руки Божественного Мстителя. Здесь снова узнается его характер. От его исступленного танца веет высшей мудростью, шутливой и веселой, мудростью детей Божиих. Его экстаз не имеет ничего общего с беснованием Саула (1 Цар 10,10-13; 11,6; 19,23-24).