Боевыми курсами. Записки подводника - [23]

Эта поломка лишила нас возможности погружаться на большие глубины. Всплывать вблизи вражеского побережья в надводное положение для выявления причины неисправности было опасно, и Фартушный принял решение переждать день под водой на перископной глубине.

Вечером всплыли в крейсерское положение. Море было неспокойно. Волнорез и передняя крышка торпедного аппарата остались под водой, поэтому для поиска и устранения причины неисправности нужно было воспользоваться индивидуальным спасательным аппаратом. Задачу предстояло выполнить ответственную, и дело это было опасное.

Многие добровольно вызвались помочь, но командир решил поручить ремонт старшему торпедисту Косте Баранову. Его смелость и ловкость, как никогда, пригодились. Кроме того, он хорошо знал устройство торпедных аппаратов и правила обращения с ними. Ничуть не смутило его предупреждение о том, что, если он замешкается и не успеет подняться, когда подводной лодке будет грозить какая-либо опасность, командир вправе будет оставить его за бортом.

Собрался Костя быстро. Надев с помощью товарищей индивидуально-спасательный водолазный костюм и выбрав необходимые инструменты, он выбрался на мостик, легко спрыгнул на палубу и, придерживаясь одной рукой за штормовой леер[9], а другой — потягивая сигнальный трос, побежал к носу подводной лодки, где опустился в холод накатывающих волн. Второй конец обвязанного вокруг его пояса сигнального троса держал боцман Емельяненко, осуществляя таким образом простую, но не очень надежную связь.

Время тянулось мучительно медленно.

— Ну скоро же вернется? — тревожились мы, оглядывая горизонт.

Наблюдатели и обеспечивающие матросы на палубе хотели хоть чем-нибудь помочь своему товарищу, который рисковал жизнью в кромешной тьме забортной воды, но были совершенно бессильны. Это еще больше усиливало напряжение и беспокойство за Баранова.

Наконец Костя показался на поверхности моря. Егоров и Неронов быстро подхватили его и вытащили из воды. Не держась за штормовой леер, все побежали к боевой рубке и поднялись на ходовой мостик.

Едва Костя спустился в центральный пост, мы обступили его, наперебой расспрашивая не только о подробностях ремонта, но и о чувствах, которые он испытал во время работы под водой.

— Дайте хоть раздеться, я немного запарился, — сдержанно отшутился Костя и принялся разоблачаться: сначала стянул с себя весь в прозрачных каплях резиновый костюм, потом — отсыревший шерстяной свитер, и, наконец, оставшись в одной тельняшке, он с достоинством уселся на парусиновую разножку, поправил густую шевелюру и, положив руки на колени, принялся рассказывать: — Спустился под воду, там непроглядная тьма и жуткий холод, даже в теплой водолазной одежде насквозь пробирает. Вначале попытался спуститься ниже, но из-за тесноты пришлось устроиться у торпедного аппарата. Потом повернулся к передней крышке и осмотрел внешнюю ее часть — все в порядке, исправна. Затем проверил передний срез торпедного аппарата и, представляете, обнаружил на нем птицу, остатки которой и не давали крышке закрыться. А уж удалить их не стоило никакого труда.

Как птица попала между передней крышкой и передним срезом торпедного аппарата, всем было понятно: передние крышки торпедных аппаратов открывались только вручную, поэтому ночью, чтобы ускорить подготовку к выстрелу, мы после всплытия открывали их и ходили с открытыми, а погружаясь — закрывали. Вот в этот момент несчастная водоплавающая, видимо, и оказалась в западне.

Безусловно, Баранов совершил подвиг, а рассказывал об этом так спокойно, будто произвел рутинный осмотр торпедных аппаратов на базе. В действительности все обстояло значительно сложнее: кромешная тьма под водой, волнение моря, большая вероятность остаться посреди открытого моря в случае внезапного погружения подводной лодки. Опасность подстерегала его каждую секунду, но он этого не замечал или, может быть, преодолевал страх, памятуя о воинском долге.

Этот поход запомнился нам еще одним чуть не погубившим подводную лодку происшествием…

В одну из лунных ночей мы стояли без хода и прослушивали море шумопеленгаторной станцией. Полная луна ярко светила на небе, и большие белые облака, неподвижно застывшие под ней, напоминали клочья разорванной ваты, между которыми просовывались голубоватые лунные лучи: Горизонт хорошо просматривался во все стороны. Ближе к полуночи вахтенный сигнальщик обнаружил летящий в нашу сторону самолет. Начали погружаться. Любое промедление грозило гибелью.

Вся верхняя вахта, один за другим, кубарем скатилась в центральный пост, я же остался в боевой рубке, схватился за верхний люк и стал его закрывать, как вдруг какая-то неимоверная сила, несмотря на мое упорство, стала поднимать люк снаружи. Что за чертовщина? На миг я оцепенел от страха, и тут в проеме верхнего люка появились чьи-то ноги. «Кто-то из курящих остался на палубе!» — молнией пронеслось у меня в голове. Раздумывать было некогда — схватив обе ноги, я изо всех сил рванул их вниз и принялся поспешно задраивать рубочный люк. В последний миг меня обдало ледяной забортной водой, хлынувшей в щель затворяющегося люка…