Боевыми курсами. Записки подводника - [13]

18 июня на флоте закончилось большое учение. Корабли эскадры возвратились в главную базу — Севастополь. Мы в это в это время уже несли боевое дежурство на базе.

В субботу 21 июня на всех кораблях флота, как обычно, шла большая приборка. Ничто не предвещало грозы…

Наша подводная лодка, как и все корабли флота, находилась в повышенной боевой готовности. На лодку приняли и погрузили все необходимые для выхода в море и боевых действий запасы: боевые торпеды, артиллерийский боезапас, соляр, масло, патроны регенерации, кислород, воздух высокого давления, пресную воду и продукты (кроме скоропортящихся). Заряд аккумуляторной батареи поддерживали на уровне не менее 80 процентов. Все механизмы и оружие находились в исправности.

Мы с боцманом распланировал предстоящую большую приборку корабля, намеченную на этот день. Нужно было помыть не только все помещения внутри подводной лодки, но и верхнюю палубу, борты, трапы и надстройки, а также почистить орудия и все технические средства.

Боцман Емельяненко, рьяный поборник чистоты и главный мой помощник в вопросах приборки, всегда четко организовывал корабельные работы и зорко наблюдал за их выполнением. В порядке внутренней службы ему подчинялись все старшины команд и матросы. Нужно отдать ему должное, он никогда не принуждал матросов, а умел увлечь их своей кипучей энергией, вдохновенным порывом в любом деле. Постоянная собранность, быстрота в организации авральных работ, отличное знание устройства подводной лодки и умение великолепно управлять ею под водой были отличительными чертами нашего боцмана.

По общему мнению командования, боцман Емельяненко был одним из лучших боцманов бригады, а его рулевые — лучшими в дивизионе. Благодаря его рвению наша подводная лодка была гораздо чище и опрятнее других. А его педантичность в регулярном проведении ночных занятий по азбуке Морзе с сигнальщиками положительно сказалась на их подготовке: в соревнованиях по визуальным средствам связи наши сигнальщики всегда выходили победителями.

После завтрака команда из береговой казармы отправилась на подводную лодку, которая стояла у плавучего пирса на восточной стороне Южной бухты, и с утра закипела авральная работа.

Краснофлотцы, босые, в одних трусах, терли щетками борта подводной лодки, а затем со смехом и криками обильно смывали пену забортной водой из брандспойта и небольших парусиновых ведер. Борта быстро высыхали под палящими лучами летнего севастопольского солнца. Краснофлотцы вывешивали по бортам подводной лодки маленькие беседки[4] и старательно прокрашивали борта. Рулевые вдохновенно подкрашивали борта и надстройки красным свинцовым суриком, терли медь рынды[5] и поручней мостика.

Во всех помещениях началась настоящая битва за чистоту и порядок. Из жилых отсеков на пирс вынесли постельные принадлежности и разложили просушить под солнцем. В концевых отсеках торпедисты усердно протирали трубы торпедных аппаратов и чистили кремальеры задних крышек. Трюмные самозабвенно натирали мелом резиновые прокладки переборочных дверей, а потом, вскрыв паел[6], мыли и подкрашивали трюмы, полировали наждачной бумагой штоки клапанов на колонках воздуха высокого давления. Мотористы старательно наводили порядок на своих дизелях и линиях валов. Электрики возились с главной станцией электромоторов и убирались в ямах аккумуляторной батареи. Связисты не отставали от товарищей: на их мощных длинноволновых и коротковолновых передатчиках не осталось ни пылинки.

В короткие перерывы команда выбегала на пирс — курнуть на скорую руку, полюбоваться зелеными обрывистыми берегами Южной бухты и перекинуться шутками. Но застигнутые врасплох боцманом матросы тут же бросались обратно по своим местам. А Емельяненко, разогнав «нерадивых», стремительно поднимался на мостик и в очередной раз тщательно осматривал палубу и надстройку подводной лодки, чтобы чего-нибудь не пропустить. Поигрывая крупными мышцами на широком лице, он недовольно хмурился и от души распекал кого-то из неторопливых уборщиков. С самого начала приборки он быстро ходил по всей подводной лодке — то на палубе, то в жилых отсеках, то у торпедных аппаратов появлялась его высокая стройная фигура. И повсюду слышался его звучный басовитый голос с украинским акцентом: он то покрикивал на кого-то, то скупо хвалил.

С наступлением полудня подошло к концу и время большой приборки. Еще раз вместе с начальником медицинской службы и боцманом мы обошли корабль. Везде — ослепительная чистота, механизмы и устройства сверкали.

Убедившись в том, что все в порядке, мы сошли с подводной лодки на плавучий пирс. Усталые, но довольные матросы и старшины, переодевшись в рабочую одежду, выстроились на палубе. Я поблагодарил их за добросовестную работу, и они под командованием боцмана отправились в береговую казарму на корабельной стороне. После обеда матросы привели в порядок и казарменное помещение.

Одной смене из трех, свободной от вахты и дежурства, разрешили готовиться к увольнению на берег. Моряки этой смены, балагуря и шутя, утюжили белоснежные форменки и брюки, чистили до зеркального блеска ботинки, надраивали медные бляхи широких угольно-черных ремней. Когда второй личный состав ушел в увольнение, кубрик опустел. Дневальный Рыжев ходил между столами и не спеша собирал разбросанные газеты, использованные для глажения обмундирования (по флотской традиции брюки гладили не через мокрую ткань, а через газету). В казарме и на подводной лодке остались только вахтенные.