Боевые будни штаба - [66]

В одной деревне был захвачен в плен немецкий офицер штаба. Он старательно щелкал каблуками, словно забыл, что не на приеме у своего начальства. Много раз я с интересом изучал боевые документы противника, пытаясь найти в них полезное, что можно использовать в нашей практике планирования боевых действий. В папке у пленного были документы, он старательно объяснил их содержание и порядок разработки. То, что у нас писалось коротко, у них — пространно, то, что мы детализировали, они совсем обходили.

Привлек внимание один из документов, чем-то похожий на наш журнал боевых действий. В нем была короткая хронология боевых действий строго по числам. Всматриваясь в эти аккуратно выведенные слова, я размышлял, как же рациональнее составлять подобные документы? Почему-то редко находилось время, чтобы вплотную заняться журналом и отчетными картами. Все, что не схватывало в бою за горло, непозволительно отодвигалось на потом. В результате история писалась как бы рывками, от случая к случаю, когда появлялись окна в работе. При таком отношении события восстанавливались неполно, исчезали многие дела и подвиги воинов, и история становилась похожей на расширенный пересказ скупых боевых документов.

При желании можно избежать эпизодичности в разработке этого документа, но сложнее отыскать ответ: как писать? Давать ли перечень событий, фактов, подвигов сухо, сжатым, сугубо деловым языком, как это принято было в захваченном документе, или же развертывать события в красках, с диалогами? Конечно, привлекательнее иметь живую, пульсирующую историю, которую мог бы с большим удовольствием прочесть в свое время каждый ветеран. Но для этого не хватало художника слова, способного создавать такой документ.

Напрашивался более простой, вполне доступный путь: не увлекаясь художественной стороной и в то же время не опускаясь до языка бухгалтера, бесстрастно перечисляющего расходы и приходы по статьям, излагать не только происшедшие события, но и поучительные способы решения задач, давать оценку боев и выводы, которые могут стать полезными при организации боевых действий завтра.

Историческую часть по совместительству вел майор Н. Я. Варламов — помначальника оперотделения. Он был усидчив, трудолюбив, исключительно добросовестен. Если обнаруживались неточности или сомнительные данные в документах, терпеливо проверял их и не отступал, пока не добивался подтверждения фактов. Поэтому его предложения всегда были обоснованны и авторитетны. В свое время М. В. Глонти говорил, что если у офицера нет уважения к правде, то его нельзя держать в штабе.

Изучив захваченные боевые документы, мы с Н. Я. Варламовым пришли к одному выводу: форма и содержание наших документов лучше, они полнее отражали сложившийся стиль управления.

В ходе преследования большую часть времени штабы находились в движении. Много людей за день встречались с начальником штаба. Всегда оказывались полезными встречи с офицерами штабов батальонов. Штаб батальона небольшой, но, как и всякий другой, собирал данные, учитывал, контролировал, помогал командиру в управлении подразделениями, обеспечивал выполнение поставленной боевой задачи. Основную часть работы в нем выполнял непосредственно начальник штаба.

В пути встретил адъютанта старшего третьего батальона 311-го полка старшего лейтенанта К. А. Викулова. У него спокойный характер, умеет здраво подходить к оценке событий. В ватнике, заляпанный грязью, с усталым лицом стоял он на обочине дороги. Только что впятером они толкали повозку, помогая исхудавшим коням вытащить ее из глубокой колеи, заполненной водой.

— Вроде тягача. Всех ездовых собрал, — пояснил Капитон Александрович, вытирая рукой потный лоб. — Последнюю повозку протолкнули. Дальше дорога лучше.

Закурили. Мне нравилось, когда офицер не делил работу на свою и соседа, а, натолкнувшись на нее, не спрашивая, кто должен выполнять, засучивал рукава и принимался за дело. Викулов мог бы пройти мимо — пусть повозки толкают сами повозочные, но не прошел, включился в работу.

После обеда я его увидел с ротой второго эшелона, которую вводили в бой. Викулов шел рядом с ротным и командиром противотанковой батареи. Командир батареи часто отдавал какие-то распоряжения, видимо поторапливая расчеты. Противник открыл артиллерийский огонь, и снаряды стали ложиться вблизи роты и батареи. Стоило Викулову лечь, и все, как по команде, залегли бы в тот же момент. Пока он шагал, все двигались навстречу огню. Такова уж сила примера старшего. Он не совершал подвигов, за которые отличали воинов высокими наградами, но при выполнении многих задач бесстрашно двигался через огонь, показывая образец выдержки и стойкости.

Рота вышла на рубеж ввода в бой. Сильная волна накатилась на оборонительный рубеж противника. Еще долго виднелся в стереотрубу выгоревший ватник Викулова, и лишь после того как цепи спустились в лощину, он скрылся из глаз.

Поздно вечером, когда затих бой и подразделения закрепились на достигнутом рубеже, я встретился с К. А. Викуловым в штабе полка. Лицо осунулось, но глаза оставались по-прежнему быстрыми, живыми. Совсем недавно он перешагнул свой тридцатилетий рубеж.