Боевой вестник - [86]

— Дружище! Ну что ж ты так?! — воскликнул Вэйлорд нарочито громко, пытаясь поднять несчастного.

Тот что-то мычал, крутил ошалелыми глазами, но в сознание, похоже, возвращаться не торопился.

— В чем дело?! — послышался строгий голос, видимо, хозяина заведения.

— Да вот! — вплеснул руками Вэйлорд, ненатурально смеясь. — Этот малый, похоже, лишнего хлебнул! Упал прямо на наш стол головой!

— Это ваш приятель?

— Нет, что вы! Впервые видим. Подошел, хотел выпить и упал.

— Так, парни! — Хозяин обратился к двум верзилам позади себя. — Выкиньте этот ослиный помет на улицу. Да потрясите его кошель! За последнюю кружку он не уплатил еще!

— Ну что, нравится тебе хождение в народ? — ухмыльнулся Вэйлорд, когда бедолагу выволокли на улицу.

— Неужто всюду так? — Хлодвиг вздохнул.

— Не думаю. Здесь все же гавань, моряков много. Судя по запаху, он из таких. А что для моряка ценнее моря? Бабы и выпивка.

— Отчего же так?

— Сам посуди, болтаются на волнах неделями, а то и месяцами. Баб нет. Пить много нельзя, иначе морской бог быстро призовет к себе. Вот и наверстывают. Да и дерзки моряки более других.

— А это почему?

— Потому как знают себе цену. Морскому делу мало кто обучен. И понимают они, что без них никуда.

— Да, дружище Джон, непросто мне будет чаянья народные понять. — Хлодвиг покачал головой.

— Не в харчевнях же это делать.

— А где? Где мне простой люд узреть? Но, что важней, как мне найти тех, в ком рассудок остр и светел?

— Знаешь, Питер, много я глупцов на своем веку повидал. Да и ты немало. Но думается мне, что в каждом человеке огонек разума зажечься может, однако тонет все во мраке забот каждодневных.

— Поясни.

— Сам посуди. Крестьянам, да и прочим, надо в году пятьдесят дней работать только ради уплаты всех податей. А помимо этого? Надо справить одежку да обувку. Кушать, опять-таки, надо что-то. Не ровен час, хворь напала, надо лекарю уплатить. А ежели семья? Вот и крутится человек на одном месте. И мысли одни и те же, из года в год и до смертного одра. Подати, новая одежка, лекарь, пожрать да хворостом разжиться. И это если работа есть. А ежели нет ее? А ты их грамоте обучить желаешь всех подряд. Для того надо придумать, как им время разделить, чтоб хватало на все: и учиться, и работать. Уклоняться будут многие. Зачем им учиться, им бы с податями управиться и еду раздобыть. Отжить свой век спокойно, и ладно. Силком учить их будешь? Эдак народную любовь не сыщешь. Человек, даже если он не в плену и не в рабстве, все-таки раб своих забот: хмельной кружки, своей семьи. И все рабы денег, которые нужны на все это. А будучи рабом, можно ли разум свой раскрепостить? Не думаю.

— И что же предлагаешь?

— Да ничего. Знал бы, давно тебе сказал. Но ведь и сам не ведаю, как из этого круга вырваться. Думать надо. Обстоятельно думать. Но то уже хорошо, что короля такие вещи заботят.

— А если подати снизить?

— Было бы все так просто. А как взбрыкнут те, кто от податей этих зависим?

— Проклятье…

— Вот-вот. — Вэйлорд покачал головой. — Мало тебе одному над этим думать. Мало тебя и меня. Тут много людей нужно, которые озабочены будут всеми этими проблемами не меньше, чем ты. А попробуй-ка сыщи. Кругом лизоблюды одни. Подхалимы. И они ведь тоже рабы: своих титулов, положения, твоей милости, своих богатств. Многие ли тебе перечить смеют? И не по злобе, а оттого, что правду ищет и помочь желает? А как я слово поперек скажу, ты ершишься. Это-то понятно, король все же. Но как быть тогда? Я не говорю, что ты не прав постоянно, а я всегда прав. Но в споре-то истина и рождается. И кто же с тобой спорить будет, не рискуя своим положением, рабом которого является?

— А ты отчего споришь? Рисковать нечем?

— Да потому что, друг мой, когда-то мы вместе, прячась под одним плащом от дождя, жрали какое-то дерьмо и были счастливы. Потому что ты мне как брат. Я предан тебе и королевству и потому желаю, чтоб ты царствовал долго и счастливо.

— Ну что ж, благодарю. Только вот… Уж очень все мрачно, ежели тебя послушать. Неужто нет лордов в королевстве достойных, помимо тебя?

— Отчего же, есть. Но они все, как правило, подальше от Артогно держатся.

— Почему?

— Да потому что, бродя подле трона, не ровен час, в гнездо осиное наступишь. Таким людям обычно претят интриги придворные.

— Да помогут тебе боги, друг мой, какие интриги? Где ты их видал?

— Шутовством бы все было, коль так легко увидать. А вот ты мне скажи такую вещь, Питер. Сколько ты слышал скверного в мой адрес? Как много доходило до твоих ушей, что другой десница тебе нужен — высокородный, благородных кровей.

— Ну, глупости же это все. — Хлодвиг развел руками.

— Конечно. Только это не значит, что нет лордов, жаждущих занять мое место. И это лишь малая часть того, что в иных умах роится, будто мухи над гниющим трупом.

— Это мой престол — гниющий труп? Так, что ли, прикажешь тебя понимать?

— Да нет же, — вздохнул Вэйлорд. — Хотя…

— Пошел ты в задницу!

— Ладно тебе, не злись! — Вэйлорд тихо засмеялся.

Они и не заметили, как остановившийся неподалеку лысый бородач внимательно посмотрел на Хлодвига. Затем извлек из потайного кармана костяную монету в один лик и уставился на искусной работы портрет, вырезанный на аверсе.