Боевая машина - [2]

Потом Алексею вспомнилось, как еще в тот, первый раз, сослуживец-узбек рассказывал о своем земляке: мол, тот отслужил в армии даже не дважды, а трижды. Первый - за себя, второй - за сына председателя колохоза... он тогда не стал уточнять, как это было возможно, уж очень дикой ему показалась вся эта история. А третий раз - за новенький автомобиль ”Жигули“, подаренный богатым односельчанином.

Может быть, и с ним - вот так? За кого-то. Просто он не знал раньше, что такое бывает, а оно вот - есть. И ничего не поделаешь, потому что так положено.

- Скажите, а вам запомнилось что-нибудь особенное?

- Ну, доктор, вы даете... А что, в том, что меня, сорокалетнего мужика, схватили да, блин, по второму разу в армию - по вашему, нет ничего необычного?

Он снова сорвался на крик - но психиатр, кажется, совершенно этого не заметил.

- Ну я же не об этом. Особые приметы этого дома?

- Ну я же вам рассказываю - старый дом, ветхий, словно бы на снос... Ах, да! Там над дверью висел такой плакат... нет, кажется, это называлось ”транспарант“. Ну да, точно... Красная такая тряпка поперек - и на ней белыми буквами: ”Солдат - это боевая машина!“.

- А вы когда-нибудь слышали этот лозунг?

- Да нет, вроде...

А потом, как и положено, была в\ч. Обычная воинская часть... та самая воинская часть, где он провел два не самых лучших года в жизни. Как ее тогда называли - ”площадка номер семьдесят один“. Одна из многих площадок, рассыпанных по казахстанской степи.

На самом деле отличие было; он, правда, обнаружил его немного позже... А пока он рассматривал двухэтажные, выкрашенные в белый цвет корпуса казарм, гиганский силуэт огромной цистерны неподалеку от КПП, круглые фонари на аллеях внутри части - и удивлялся. Почему все точно так же? Почему ничего не изменилось... почему, в конце концов, все по-прежнему существует? За двадцать лет успела рассыпаться и сменить название страна, эти степи стали заграницей, хоть и ближней, сделался иным покрой военной формы и цвет погон... или нет? По какой причине все вокруг такое, словно и не было этих двух десятилетий?

Алексей пытался спрашивать об этом у сослуживцев, таких же рядовых, как он - но те молчали, лишь отстранялись и поглядывали на него странно.

Можно было бы спросить у офицеров - но чувствовал: есть вещи, которые делать не следует. Просто потому, что это нельзя. Не положено. Да и одеты эти офицеры были в ту самую, светло-зеленую форму, которую не перепутаешь с нынешней оливковой... Он своими глазами видел ”полевые“ фуражки старого образца вместо уставных кепи, хромовые сапоги...

Все было до боли, до отвращения знакомо - и все шло одним, раз и навсегда заведенным порядком. Подьем. Зарядка. Прием пищи. Развод на работу...

Личное время. Сон. Отбой.

Подьем...

И наряды по столовой, когда он, взрослый мужик, вместе с желторотыми юнцами мыл грязную, жирную посуду в такой же грязной и отвратительной воде. И мерзкая капуста на завтрак, которую здесь называли ”бигус“. И крики здоровяков-сержантов, на зарядке пинками подгоняющих бегущую мимо них солдатскую массу.

- Духи, шевелитесь! Солдат - это, блин, боевая машина!

Надо сказать, что самого Алексея никто из них не тронул и пальцем - только провожали странно-презрительными взглядами. Так, словно бы он совершил что-то постыдное или подхватил нехорошую болезнь. Он просто выполнял то, что должен был делать, вот и все.... Он все прекрасно помнил.

Время остановилось. Иногда он думал: наверное, это продолжается гораздо дольше, чем кажется. Может быть - с того самого, уже далекого девяностого года? Все же остальное, все, что он помнил - было причудливой фантазией, галлюцинацией... А кстати, какой сейчас год?

Странно, но эта мысль проходила как-то краем сознания, не оставляя следа и не тревожа.

Несколько раз Алексей пытался как бы невзначай заговорить о том, что его грызло. Не возмущался - нет, просто в разговоре ронял фразы вроде ”а я ведь, между прочим, здесь быть уже не должен“. Солдаты смотрели на него вопросительно, и он продолжал - ”ведь уже свое отслужил“, не решаясь сказать главное - ну почему?

Почему это - со мной? Почему я принимаю все как есть и не пытаюсь возражать, протестовать, возмущаться?

- Алексей Иванович, а вот в самом деле, почему? Или вот такой вопрос: у вас не возникало ощущения, или мыслей - что все вокруг ненастоящее? А если все только иллюзия - почему бы вам просто взять и не уйти?

- Да, доктор... это вы верно спросили... Помните, я говорил, что все же было одно отличие?

Да. Эта идея в конце концов проявилась перед ним настолько ярко, что Алексей даже удивился: как он мог не додуматься раньше? У него не было никаких долгов. Он уже давно отдал свой ”долг перед Родиной“, что бы под этим ни понимать... собственно, за последние двадцать лет он отдал все возможные долги. И - временами Алексей всерьез сомневался, не грезится ли ему все происходящее. Собственно, был один способ, прекрасный способ проверить, так ли это...

Просто взять и уйти. Никого не спрашивая.

Все же сделать это открыто, Алексей не решился. Он смутно подозревал, что такое беспардонное вмешательство в существующий порядок вещей - пусть даже это воображаемый порядок - может кончиться для него плохо. Поговорка ”не буди лихо, пока оно тихо“ - наверняка не просто так появилась... Нужно просто однажды взять и не заснуть, когда обьявят отбой. И постараться не спать еще какое-то время.