Бобе Лее - [6]

И откуда только

Набралась ты силы,

Что тебя держало,

Что вело тебя?

Ах, спросить бы раньше

Что тут у могилы,

Где сквозь прутья ветер

Голосит, трубя.

Мама, мама, помнишь,

Как клинок поземки

По пути, не глядя,

След наш заносил,

А порой гуляли

Мы с тобой до зорьки,

Но найти былое

Не достанет сил.

* * *

Как болело и гремело

Ни на день пожар не стих,

Провиденье так велело:

За тебя и за других.

И осколки в нас летели,

Угрожая на лету,

Эти годы, в самом деле,

Может, где-то нам зачтут.

Мама, ты мне говорила,

Что большая книга есть

В ней рожденье и могила,

За позор — по делу честь.

И не сразу, но сбывалось,

А вопрос терзал опять:

Разве стоит даже малость

Жизни попусту отдать?!

Что возмездье — только радость

На мгновение, на час,

Эх, была бы мама рядом,

Я б ее спросил сейчас:

Не жалеешь, что болело

И горело за других,

И какое в жизни дело

Выше горестей твоих?!

* * *

Мне нравились стихи

Афанасия Фета,

Вот это,

например,

И еще — вот это.

Но меня на уроке

Приводили в чувство:

«Это искусство для искусства!»

Ну, и что же в этом плохо,

Спрашивал я наивно снова

И вылетал в коридор опять,

Получив по сочинению…

пять,

Но… за грамотность, а

За содержание — два!

Повезло мне с учителями

Они не были стукачами,

А бедная мама терпела,

Ее вызывали то и дело

В школу,

Где я творил крамолу:

То избил одноклассника

Антисемита,

а то

Уж и вовсе не понять Садовского:

Вслух заявил,

Что не любит Маяковского.

Боже милостивый, спасибо!

Что когда умер Великий Вождь,

Я, готовая к депортации вошь,

Был в девятом только классе,

Хотя ужасно опасен!!!

Меня не успели они посадить,

И я это все не могу забыть.

Мама, я не просил прощения,

Я, неразумный, все жаждал мщения

За то, что жизнь тебе сокращал,

За то, что то что думал, вещал.

В «мелухе», где вор на воре,

Умерла ты

в больничном коридоре,

И лаяли в этот час дворняги,

Облаченные ложью коммуняги!

* * *

Ты мне Изи Харика читала

Сколько раз читал его потом!

Словно ты со мной его листала

Вот стоит на полке этот том.

И любая нежная страница

Голосом твоим оживлена,

Для меня навеки в ней хранится

Маминого голоса страна.

Говорят, влюбленный не однажды

Автор это все читал тебе,

И осталось в них томленье жажды

И его раздумья о судьбе.

Чуть начну читать — всегда бывает,

Слышу голос твой — его строку

Прошлое волшебно оживает,

Будущее сбито на скаку.

Эту книжку в тяжкую минуту

От костра пятидесятых спас,

Спрятал я под шарф ее, закутал,

И тепло хранит она сейчас.

В жизни ничего не пропадает Даже голос и тепло сердец,

Слышу, как больная и седая

Харика читаешь под конец.

* * *

Тот едкий страх

Игольчатый еловый

Мой приговор пожизненный не будет

Амнистии,

Нет власти,

Чтоб могла

Ее мне объявить.

Лишь я один

Преодолеть его бы мог,

Но только

Он в генах.

Если б ты не понимала,

Как страшен мир,

В котором мы живем,

Быть может, он в тебе

Не смог бы прорасти,

И метастазы

Его

тебя

Тогда бы не убили,

И мне бы ты его не подарила.

Мой приговор пожизненный,

Слепой…

Вот эта ель ежистая

Стоит над изгородью, камнем

Над могилой,

И здесь он прорастает

Сильный, колкий, разлапистый

Смолистый и зеленый…

* * *

Так нечасты наши встречи,

Лист осенний путь устелит,

И стволы торчат, как свечи.

У последней, у постели.

Полуржавая ограда,

Порыжевшая калитка,

Ах, пожалуйста, не надо,

Все понятно и обидно.

Значит смерть уже прокралась

В душу мне совсем украдкой,

И пройти всего осталось

Мне до встречи вечер краткий.

Будет лист один ложиться

На облезлую скамейку,

И наверно, побожится

Клен на тихую семейку.

И тогда узнаю, видно,

Что же я на свете стою,

Мы от боли и обиды

Отдохнем тогда с тобою.

* * *

Я люблю твои цветы,

Что всегда сажала ты,

Сквозь предзимний холодок,

Свежевыпавший снежок

Вот календулы каре

И бархатцы во дворе.

Собираю семена,

Называю имена,

С ними я давно дружу,

У тебя их посажу.

Мама, мама, не скучай,

Все на свете невзначай,

Не забудешь ты ни дня

Дел не столько у меня.

Будем вместе каждый год

Там, где время не течет,

Где ни утра, ни цветов,

Я к тебе давно готов.

* * *

Мама, мама,

Как упрямо

Я опять

К тебе стремлюсь,

Мама, мама,

Это драма

Это горечь

И искус,

Это тихое причастье,

Это едкая слеза,

Это, может быть, и счастье,

Коль его забыть нельзя,

Записать и отмахнуться,

И опять уйти в себя,

Я к тебе хочу вернуться,

По-сыновьему любя.

* * *

Зря волновалась — посмотри:

Сухое место, елка с вязом

И от калитки фонари,

Чтоб не искать, а выйти разом.

Твоя предсмертная печаль,

Твоя последняя тревога,

И тех минут мне горьких жаль,

Минут ли, как их было много…

Здесь настигает тишина,

Слышнее голос твой далекий,

И нереальны валуна

Награвированные строки.

Ах, мама, все ты мне дала,

А каждый шаг был зол и труден…

И даже место заняла…

Мы вместе вновь с тобою будем…

* * *

Дичает вечное начало.

Эпоха суетных скорбей.

Пещера вновь укрытьем стала

От современных дикарей.

И спор опять решает сила,

И повод в логику не впал,

О, мама, разве ты спросила,

О чем я двадцать лет кропал.

Мне чести никакой не надо

Ни ясновидца, ни творца,

Ты понимала: день угадан

В писаньях твоего юнца.

Что ж ты от строчки отмахнулась,

Что ж не поверила тогда…

Другой была бы, может, юность…

Да и преклонные года.

Нельзя пренебрегать явленьем,

Что высшим кем-то нам дано,

Но поколенье с поколеньем

У нас разведены давно.

* * *

Мой дед не дожил до меня,

ты, мама, говорила:

— Вы вместе не были ни дня,

но общее в вас было.