Боб - [92]

 Косте чудом удалось сбросить «хвост» – он вовремя сиганул в эвакуационную шлюпку, прикрепленную с внешней стороны борта уровнем ниже, и пока охрана президента высматривала его головешку среди океанских волн, считая, что Хвостов спрыгнул в воду, он выиграл время. Конечно, вскоре Костя был разоблачен, но несколько минут форы, он все же заработал.

 Теперь его путь лежал к каюте премьер-министра. С учетом изменившихся, не в лучшую сторону, реалий, Хвостов безоговорочно был согласен на переселение в новое тело. Еще бы!

 Главное теперь, чтобы интересующая его персона оказалась на месте. Костя без лишних расшаркиваний толкнул незапертую дверь. Премьер-министр сидел за столом, погруженный в изучение каких-то документов. Он приветствовал ввалившегося Хвостова лишь удивленным взглядом из-под съехавших на нос очков.

 - Очень хочется пожать вам руку, дорогой вы мой человечище! – с трудом выговорил Костя и кинулся к чиновнику.

 - Помогите! – фальцетом выкрикнул премьер, у которого от страха просели голосовые связки.

 Но Костина благодарность не знала границ, а потому вип-тело было заключено в обожающе-удушающие объятия.

 Ввалившиеся в кабинет взопревшие и тяжело дышащие телохранители, скрутили руки неистово хохочущего Серафима и с ожиданием уставились на вошедшего следом президента.

 - Страшно, да? – спросил верион у премьера и с удовольствием передразнил коллегу по цеху. – «Помогите!», - выкрикнул он тонюсеньким голосом и довольный собственной шуткой вышел вместе со своими костоломами из каюты.

 - В карцер негодяя. К остальным. И глаз с него не спускать до конца рейса, – послышался голос президента.

 Премьер-министр на цыпочках подкрался к иллюминатору и осторожно взглянул через иллюминатор – гости ушли, забрав с собой Серафима.

 - Ну, вот, – осторожно ощупал себя премьер - с новосельем тебя, Костя.

 Хвостов подошел к столу, за которым только что работал чиновник и взял раскрытый блокнот. Записи, записи, записи. Рабочий график на июль. Расписание поездок на июль. «Позвонить президенту Франции». «Поздравить тещу». Ничего не понятно.

 «Главное в этом деле не паниковать, - приободрил себя Костя. - Со временем во всем разберусь».

 Хвостов взял ручку и аккуратно написал на чистой странице блокнота – «Найти Серафима».

***

 Пахло машинным маслом и затхлой водой. Клетка, в которой, как животных содержали пленниц, стояла посредине огромной лужи, покрывавшей весь пол их «тюрьмы».

 Катарина тяжело разомкнула веки. Глаза Гренадерши, глядевшей на нее, в количестве восьми штук, летали по кругу, на манер шариков в руках циркового жонглера.

 - Очнулась? – тявкнула тонюсеньким голоском Грюндя.

 Ката сморщилась. Место, куда ей попал кулак вериона, неприятно пульсировало болью.

 - Где мы?

 - Мы!.. – в один голос кинулись объяснять ситуацию Грюндя и Джарк.

 - Ловчая говорит, собака молчит, – осмотревшись, попросила Ката. – И очень тихо говорит. Что это за место?

 - Трюм корабля.

 - Ого! Занесло нас. Это эконом-класс?

 - Это клетка для приматов, – все-таки вклинился Джарк. – Такие контейнеры в большом почете у сафари-браконьеров – крепкие, легкие, вместительные…

 - Стоп! – остановила его просветительский порыв Ката. – Этой информации вполне достаточно. Боб где?

 Джарк опустил голову и тихо заскулил.

 - Что? – не поняла ловчая. – Тебя обидела моя дамба на пути твоего словесного потока? Ну, извини.

 - Его больше нет…

 - К-как это нет?..

 В голове пронзительно зазвенела оборвавшаяся струна, и в груди выросло нечто, мешающее вдохнуть полной грудью.

 - Как?

 - Шо…

 Грюндя протянула Катарине лист бумаги, сложенный вчетверо.

 - Это от него… – сообщил Джарк. – Письмо было вшито в мой ошейник.

 - «Дорогая дочь», – трясущимся голосом прочитала первую строку Катарина и остановилась. – Можно я прочту это наедине?

 Джарк согласно кивнул.

 - Дочь? – вытянулось лицо Грюнди.

 Катарина лишь отмахнулась – не время. Великанша и песик не сговариваясь, молча отвернулись.

 «Дорогая дочь моя!

 Надеюсь, этого никогда не случится, но может быть так, что мы расстанемся. Не страшно, ведь так делают все престарелые агорианцы, отправляющиеся по сияющей лестнице к источнику мирозарождения, оставляя детей своих.

 Именно для этого пишу. Мне не хочется уносить с собой тайны, ибо они достаточно тяжелы для того, чтобы тащится с ними по длинной лестнице вверх.

 Оставляю их тебе, дочь моя.

 Ты – плод моей любви к абсолютной земной женщине, а посему наполовину являешься агорианкой, второй же – самой прекрасной своей половиной – ты истинная землянка.

 Так уж случилось, но во благо твоей родительницы я лишил ее воспоминаний о семье и спрятал на субстрате, подальше от глаз завистников и врагов.

 Прости своего седого дурака за все.

 Не плачь.

 Помни».

 - Кто видел его последним? – Ката отрешенно взглянула перед собой.

 - Я, - повернулась к ловчей Грюндя.

 - Он что-нибудь успел передать? Сказать?

 Грюндя шумно засопела, с трудом ворочая извилинами.

 - Да… - наконец, не очень уверенно произнесла она. – Ее имя – Мэт.

 - Мэт? – встрепенулась Ката.

 - Да! Точно! Он так и прокричал – «Мэт»!

 Катарина заплакала и, кинувшись на арбузную грудь Грюнди, прижалась к боевой подруге. Она была так одинока! Теперь есть та жизнь – которая так нелепо и непредсказуемо оборвалась, и есть эта – которая только начинается.