Блюз осенней Ялты - [28]

Шрифт
Интервал

— Заедь — ка на пирс. Так. И вот тут подожди меня минуточку.

Сергей дотащил сейф до самого края и бросил в море. Как и ожидалось, морская пучина поглотила железку молча и с удовольствием. Сергей был уверен, что поступает правильно. Теперь предстояло осуществить вторую часть плана. На этом этапе путей к отступлению не было. Оставалось только надеяться, что завтра нотариус на работу не выйдет. «Ну а зачем ему может понадобиться идти в офис в воскресенье?»

* * *

Анна Оголюк встала сегодня не с той ноги. Попытка улечься обратно в постель и подняться снова доказала, что сегодня у девушки обе ноги не те. Настроение оставалось отвратительным уже второй день. «Кажется, ситуация стабилизировалась», — мрачно подумалось девушке, которая уже поверила, что состояние тихой злобы станет теперь для ее характера обычным делом. Аня терпеть не могла неразгаданных тайн. Особенно, если эти тайны грозили опасностью кому-то из ее близких. В том, что Владислава выдумала свое похищение, Аня глубоко сомневалась. Дэн, которому девушка трезвонила беспрерывно, никаких утешительных фактов не сообщал. Исследование загадочного подвала, по мнению Дэна, не было первичной задачей следователей. Они, видите ли, были очень заняты, пытаясь разобраться с установленным порядком ведения дел в «For you». Мысль о работе естественным образом усугубила обозленность Ани. Сезон уже давно закончился, а девушка так и не нашла себе «зимнего» заработка. Проживать все скопленные за лето финансы крайне не хотелось. Аня вылезла на подъездный козырек и угрюмо кивнула Ялте, приветливо протянувшей нарядные красно-желтые ветви деревьев к девушке. Возле подъезда нелепо переминался с ноги на ногу сосед. Аня уже знала, что таким образом Саныч делает утреннюю гимнастику.

— Закурить не найдется? — вежливо поздоровался Саныч. Аня пододвинулась к краю козырька, протянула соседу сигарету и вдруг заметила торчащую из кармана его спортивных штанов газету.

— Что читаем?

— Мы не читаем, — Саныч смутился, и Аня поняла, что бумагу он использует только по известному назначению.

Газета оказалась довольно старой, но Аню это почему-то не смутило. «Должны же там быть объявления о работе», — думала девушка, выменивая газету, найденную Санычем в подъезде, на две сигареты. «Устроюсь кем угодно, за любые деньги, лишь бы работать», — накручивала Аня сама себя. Девушка вооружилась ручкой, достала из сумочки свой блокнот для записей и принялась искать вакансию уборщицы. Впрочем, мельком глянув на объявления, Аня тут же изменила свои цели. Дело в том, что девушка коллекционировала различные забавные надписи. В газете их было хоть отбавляй. Аня быстро переписывала их в блокнот, предвкушая, как посмеется над ними Владислава. К примеру: «Требуется девушка для жесткого переплета». Ни один нормальный человек сходу не понял бы, что речь идет о переплетчице. Аня, весело хихикая, продолжала исследование. Объявление, гласящее «Сниму квартиру, комнату, порчу», девушка даже обвела в кружочек. Уже собираясь идти звонить подруге, Аня вдруг посерьезнела. «Сдается подвал недостроенного Ливадийского театра. Посредников просьба не беспокоить».

— Ах вот как! Значит, он действительно не был заброшенным! — Аня пулей выскочила из дома. Нет, бежать к Дэну только на основании этого клочка бумаги, девушка не собиралась. Аня должна была задавить этого упрямца неопровержимыми фактами населенности подвала. Девушка таки успела на уже собирающуюся отъезжать маршрутку.

Из последних сил заставляя себя передвигаться прогулочным шагом, Анна, как бы случайно, приблизилась к заброшенному театру и, быстро оглядевшись, юркнула в подвал. Внутри, кажется, ничего не изменилось. Прорывающийся сквозь дверной проем дневной свет беспощадно открывал картину полного разгрома.

— Весь этот хлам вполне могли подложить, — рассуждала девушка, продвигаясь вглубь подвала. Аня зашла в одну из ниш и, рискую быть придавленной на смерть, не поленилась разгрести часть мусора. Между наброшенными одна на другую декорациями образовался небольшой проем. Аня с трудом протиснулась в него. Так и есть! За пыльными деревяшками скрывалась стена, аккуратно заклеенная вполне приличными обоями. Выходит, кто-то специально обрывал обои на неприкрытой декорациями части стены. Аня нащупала выключатель. Вот тебе и заброшенное помещение! Электричество работало прекрасно. И тут возле входа в подвал что-то звонко грюкнуло. Аня мигом погасила свет и еще больше вжалась в нишу между декорациями.

— Красавцы, — очень тихо бубнил кто-то, пробираясь по коридору, — Надо же, маскировка вышла действительно ничего.

Говорили так тихо, что Аня даже не могла различить женский или мужской это голос. Между тем, говорящий прошел по коридору мимо Аниного укрытия и, судя по доносящимся до боящейся пошевелиться девушки звукам, решительно, но аккуратно, перелез через железную дверь. Аня никак не решалась покинуть укрытия. Загадочный посетитель все не выходил и не выходил. «А что, если он там останется навсегда за этой железной дверью? Я что, ночевать здесь собираюсь?!» — Аня поняла, почему всегда ненавидела в людях медлительность. «Наверное, самое разумное, что я могу сделать, это сбежать отсюда. Буду с улицы следить за выходом из подвала. Сразу сделаю наброски портрета, а потом заставлю Дэна найти этого типа», — подтверждая тезис об отсутствии смысла в женской логике, решила девушка. Очень тихо она выбралась из своей ниши и, осторожно косясь на железную дверь, стала пробираться к выходу. Как назло, шаги за зловещей дверью послышались именно тогда, когда Аня уже достаточно далеко отошла от своего укрытия. Соблазн кинуться опрометью к выходу был очень велик, но тогда бы Аню непременно услышали, и девушка не смогла бы разглядеть таинственного гостя. Аня притаилась, вжавшись в стену, не побоявшись встретиться с опасностью лицом к лицу.


Еще от автора Ирина Сергеевна Потанина
Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Пособие для начинающих шантажистов

Иронический детектив о похождениях взбалмошной журналистки. Решившая податься в политику бизнес-леди Виктория становится жертвой шантажиста, с которым встретилась в Клубе знакомств. Тот грозит ей передать в прессу фотографии, компрометирующие начинающую политикессу. А это, понятное дело, не то, что ей нужно в начале карьеры на новом поприще. Однако негодяй не знает о том, что у Виктории есть верная и опасная подруга — предприимчивая журналистка Катя Кроль. Виктория просит Екатерину разоблачить негодяя, но уверенной в себе барышне придется столкнуться с непростым противником…


Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей

Мужчины, отправляясь в командировку, помните: те, кого вы оставили дома, времени даром не теряют. Так произошло и с бывшей журналисткой, а ныне частным детективом Катериной Кроль. Обидевшись на своего возлюбленного и компаньона Георгия, уехавшего в командировку и не взявшего ее с собой, Катерина не раздумывая берется за запутанное дело. В городе стали пропадать престижные иномарки. Милиция бессильна, бизнесмены и предприниматели в панике – кто будет следующим, кто на месте своей милой сердцу, дорогостоящей игрушки обнаружит лишь визитную карточку с двумя словами: "Дети Деточкина"?.


История одной истерии

В молодежном театре «Сюр» одна за другой исчезают актрисы: Лариса, Алла и Ксения. Все они претендовали на главную роль в новом спектакле. Интересное дело, как раз для детективного агентства, которое занимается нестандартными расследованиями. Но главный сыщик Георгий страдает ленью и «звездной болезнью», и за дело берется его невеста Катя Кроль. Ей удается выяснить, что Лариса и Алла были влюблены в одного и того же человека. А что, если это как-то связано с их исчезновением? Неожиданно Ксения возвращается сама и просит Катю никому не говорить о том, что расскажет ей…


Рекомендуем почитать
Тринадцать трубок. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца

В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.


Памяти Мшинской

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.


Конец века в Бухаресте

Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.


Его Америка

Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.


Красный стакан

Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.