Блюститель - [12]

Девушка недоуменно приподняла плечи.

— Ну, если вы не знаете, кто такой Иоганн Себастьян Бах, тогда мы будем пить пиво.

— Ешьте больше! — посоветовал Сивков.

— Думаете, подобрею? — усмехнулась девушка.

— Обязательно, и плюс к тому раздобреете.

— Это мне ни к чему.

— Дело вкуса.

— Плохого вкуса.

— Может быть, но все равно ешьте больше, — он разлил пиво по стаканам. — Меня зовут Лева. Пейте пиво и не беспокойтесь, что я расскажу матушке о вашем пьянстве. Я умею хранить чужие тайны. Можете даже поведать о несчастной любви к женатому учителю пения.

— Не нужно.

— Что не нужно? Пиво?

— Не нужно глупых комплиментов. У меня сыну шесть лет, и выгляжу я не моложе своих двадцати шести. Ну а зовут меня Светлана, если вам так хочется познакомиться с кем-нибудь в поезде.

В город они приехали за полночь.

— Куда? — спросила она.

— Попытаюсь в гостиницу, — ответил он.

Она не уходила. Смотрела на него. Пробовала смеяться. Потом тряхнула волосами и, с деланной бесшабашностью, сказала:

— В гостиницу все равно не пробьешься. Поехали ко мне! — и махнула подъезжающему такси.

Разбудили Сивкова рано. Он долго не мог раскрыть глаза, потом удивленно рассматривал обстановку, не совсем понимая, где находится, а когда вспомнил, — захохотал на всю квартиру. Солнечные лучи горизонтально входили в окна, просвечивая насквозь пышные белые волосы, было удивительно, почему они не шевелятся от световых потоков. Уже одетая, подкрашенная и как-то официально красивая, она стояла возле кровати и молчала. Чем громче он хохотал — тем сильнее она сердилась. Увидев, что она собирается уйти, он поймал ее за руку и потащил к себе. «Пусти, дурень, мне же на работу». Тому, что слово «дурень» прозвучало скорее резко, нежели шутливо, он не придал значения. Он хохотал. Он радовался. Легко спрыгнув с кровати, он принялся делать зарядку, демонстрируя сильное прогонистое тело, которому до эталона не хватало разве что ровного пляжного загара. Закончив разминку, он пошел умываться и делал это долго, с громким блаженным урчанием. Потом потребовал «жрать» и, проглотив приготовленную на двоих глазунью, старательно вытер сковородку куском хлеба.

— Ты зачем приехал? — спросила она, вставая из-за стола.

— К тебе.

— Я серьезно.

Он наморщил лоб, словно припоминая, зачем же он действительно приехал.

— Ах вот ты о чем. Прибор посмотреть. Начальник вычитал, что в вашем городе изготовили новый прибор, ну и послал меня на разведку.

— А у вас там все бороды носят?

— Нет, только те, у кого они красивые. Кстати, в городах небритых больше, чем в геологии, геодезии и на флоте вместе взятых.

— И долго ты будешь проверять прибор?

— Долго.

— Это сколько — неделю, месяц?

— Месяц, — соврал он и засмеялся.

Прибор оказался громоздким и капризным. В «домашних условиях» он еще годился, но таскать такую бандуру в поле было бы скучновато. С ним было все ясно. Оставалось выполнить заказы, перечень которых занимал три страницы в записной книжке, и купить билет восвояси.

В гостинице, где ему забронировали номер, о котором он вчера умолчал, Сивкова слегка пожурили за опоздание, но место все-таки нашли. Приходить вечером Светлана не велела и советовала отоспаться. Укладываясь, он с тоской вспомнил ее совет, однако уснул, не успев помечтать о новом свидании. Зато на другой день подъехал на полчаса раньше условленного.

Света открыла сразу, словно ждала его возле двери. Он с удовольствием отметил и то, что она одета не по-домашнему: выходное платье, лакированные туфли, тщательная прическа. Но безразличное выражение лица заставило его задержаться на пороге. Не отпуская дверной ручки, он внимательно посмотрел на хозяйку и дождался, когда она заметит и поймет его взгляд.

— Я только что пришла с работы. Устала. Сивков нагнулся, чтобы разуться.

— Не надо. Во что я тебя переобую, Викторовых тапок тебе на полноги не хватит.

— Ничего, я в носках. Они, кстати, без дырок.

Света провела его в комнату и усадила в кресло к журнальному столику, а когда он достал вино, — молча принесла фужеры и яблоки.

— Здорово!

— Мы же здоровались.

— Здорово еще раз.

— Ну, если тебе так хочется, здравствуй.

И снова замолчали. Он указал ей на рюмку и поднял свою. Он выпил. Она — подержала и поставила. Он налил себе еще раз и выпил, уже не приглашая ее. На улице темнело. Он подошел к окну и долго стоял спиной к ней. Она продолжала молчать. Он снял со стены гитару.

— Играешь?

— Нет, это Виктора.

— Хочешь песенку?

Она дернула плечиком, словно от холода. Жест, наверное, должен был означать, что ей все равно. Сивков немного помедлил, затем щипнул струну, прислушался к звуку, щипнул вторую и стал наигрывать простенькую мелодию, а потом вполголоса запел:

Разыграю в орлянку бездомную жизнь,

Вот смотрите, бросаю монету —

Рублик, белый цыган, ну-ка, правду скажи,

До какой остановки доеду?

Выпадает орел, ну, конечно, я знал.

До свиданья, друзья, надо ехать.

Мне рукою махнет суетливый вокзал,

И колеса закатятся смехом.

Полнедели пути, полнедели вина,

Проводницы раскрытые губы…

— Клячкин?

— Нет, какой-то парень из дружественной организации — то ли геолог, то ли наладчик, а что, нравится?

— Что-то есть.