Блю из Уайт-сити - [77]

Мы все вдруг стихли, даже Нодж. Тони тут же крутанул «кортину» вправо в маленький переулок, вымощенный булыжником. По нему могла проехать только одна машина. Переулок петлял по задворкам жилых построек, а потом упирался в тупик, который с дороги видно не было. Тони заглушил мотор, и мы, вывалившись на мостовую, тут же стали перелезать через проволочную ограду. На той стороне были мешки с мусором и всякий выброшенный хлам.

— Бежим! — завопил Тони, и мы, как одно животное о четырех головах и куче ног и рук, рванули по переулку на другую улицу, неотличимую от соседних: те же ряды муниципальных домов, те же гаражи и покатые крыши.

В конце улицы мы перешли на тротуар.

— Ведите себя как ни в чем не бывало, — сказал Колин, и мы стали хихикать над нелепой ситуацией, в которой оказались, и над неуместными инструкциями Колина.

Я заметил, что у Ноджа хватило самообладания прихватить с собой мяч. Он бросил его на мостовую, и дальше мы пошли, перекидывая мяч друг другу.

Вдруг за спиной раздался звук мотора. Я повернулся. Это было черное такси. Мы сразу перестали хихикать. Замедлились и перешли на шаг, старательно изображая беззаботность. Приблизившись к нам, такси снизило скорость. Оконное стекло опустилось, когда машина поравнялась с нами. Внутри сидел человек-орангутан, громивший наш багажник ломиком на светофоре. Я почувствовал, что краска спала с моего лица. В его взгляде враждебности не было, но все понимали, что он может нас заподозрить. Теперь татуировки на руках были отчетливо видны. Одна голубая, неразборчивая: «„КПР“, мы с тобой». Другая — просто две буквы «ФН»[43].

— Привет, ребята. Не проезжала ли здесь «кортина»?

Нодж абсолютно спокойно, даже как-то лениво принял мяч от Тони. Прошло некоторое время, прежде чем он спросил:

— Какого цвета?

— Золотистая. С затемненными стеклами.

Нодж поморщил лоб, как бы тщательно переваривая поступившую информацию.

— Да. Кажется, именно интересующая вас машина пронеслась недавно мимо на скорости 100 миль в час и свернула на Харлсден-серкус.

Таксист кивнул, но с места не двинулся. Он будто раздумывал о чем-то. Мы замерли как вкопанные, стараясь вести себя естественно. Затем Нодж нагнулся к окну и показал на татуировку «„КПР“, мы с тобой».

— Пойдете сегодня на матч?

Таксист помолчал, потом, похоже, слегка расслабился.

— Вы тоже за них болеете?

— «Рейнджерс» не победить! — сказал Нодж и распахнул куртку, чтобы показать маленькую голубую эмблему клуба.

Таксист снова кивнул, в меру дружелюбно, как армейский сержант, признавший равного по званию.

— Да, пойду. Должна быть классная игра.

— Жалко, Стейнрода не будет.

Саймон Стейнрод, один из ключевых игроков, потянул сухожилие в предыдущем матче и, по слухам, на сегодняшнюю игру не был заявлен.

— Я слышал, что он поправился. По крайней мере, так по радио сказали.

— Отлично! Тогда мы отделаем их под орех, — Нодж был по-прежнему невозмутим.

Остальные нервничали и вид имели виноватый. Таксист внимательно оглядел нас, все еще с сомнением, и снова спросил (голос у него был под стать уродливому лицу: такой же тупой, жестокий, злобный):

— А вы не заметили, как они выглядели?

На этот раз ответил Тони, пристыженный тем, что Нодж бросился на амбразуру. Он помнил про татуировку «ФН».

— Их было трое: два ниггера и белая девушка. Они ржали как сумасшедшие.

При слове ниггер таксист заметно оживился.

— Чернокожие? С белой девушкой?

Тони кивнул. Вид у таксиста был зловещий, но он поднял большой палец на прощание и потихоньку тронулся с места.

— Накачались наркотиками. Или травкой обкурились. Черные подонки. Спасибо, ребята. Вы помогли. Мы их достанем. И проучим этих зверушек из джунглей как следует. Может, еще увидимся на матче.

— Да. Врежьте этим скотам и от нас, — откликнулся Тони, улыбаясь своей неотразимой улыбкой.

Теперь Ноджу стало не по себе. Ему казалось, что Тони зашел слишком далеко. Уже тогда, в 1984-м, не будучи таким политизированным, как сейчас, он участвовал в выступлениях Антинацистской лиги. А Тони всегда нравилось его поддразнивать.

Но всякое напряжение между Тони и Ноджем испарилось, когда мы увидели, как таксист что-то передал по рации и исчез за углом. Мы выдохнули разом и начали улюлюкать и хлопать друг друга по спине, хохоча от счастья и неподдельной радости.

Вернувшись на Хай-стрит, мы увидели, что автобус, идущий на восток, застрял в пробке. Нас впустили. Пройдя через салон, мы поднялись наверх и сели впереди. Внизу сновали черные такси с выключенными зелеными огоньками. Напряжение постепенно спало: глядя вниз на ряды такси, мы пьянели от ощущения своей власти и торжества победы, от того, что все-таки опустили этих уродов. В тот день никто не мог нас одолеть. Мы это чувствовали.

Шепердс-Буш жил своей обычной жизнью, все бары и пабы были уже открыты, и мы пошли в «Буш-Рейнджерс», где и собирались смотреть игру. На улице сильно похолодало, но в пабе было тепло и уютно. Сквозь широкие окна с улицы струился свет: наш столик на первом этаже щедро освещался солнцем. Тони был на высоте: мы, не переставая, смеялись над его похабными шуточками. Колин почти ничего не говорил, просто улыбался и потягивал горький коктейль из разных сортов пива. Нодж курил, пуская колечки. Все шло как нельзя лучше.