Блуждающие токи - [24]

— Наша лаборатория может дать народному хозяйству неоценимую пользу, она может сберечь огромные ценности, возвратить тысячи, сотни тысяч рабочих часов, которые теряются сейчас в аварийных простоях, но для этого нужна перестройка не только внутренняя — ее мы проведем сами. Нужна помощь со стороны, и вот тут мы вынуждены просить руководство пойти нам навстречу…

— В чем? — опять спросил Ганиев.

Хатаев мельком взглянул на него, словно не узнавая, обвел всех горящими глазами и заговорил, обращаясь куда-то в пространство, поверх голов, куда-то туда, где, по-видимому, находились его главные слушатели.

— Дайте нам штаты, дайте нам помещение, дайте нам оборудование, и вы увидите, что все это уже в ближайшее время окупится, принесет ощутимую пользу, даст прекрасные плоды! До сих пор лаборатория была в институте на положении почитаемой, но отдаленной родственницы, она жила как-то сама по себе, благодаря заботам одного Игоря Владимировича. Теперь, я думаю, пора возвести ее в ранг невесты, пора окружить ее вниманием, начать, так сказать, вывозить в свет. Для этого пришло и время и надобность.

— Позвольте, позвольте, — заволновался Ганиев, — вы говорите весьма образно, однако нельзя ли конкретнее — в чем именно вы видите недостаточную помощь со стороны руководства институтом? Игорь Владимирович достаточно влиятельный человек в институте, член научно-технического совета, но он не ставил так вопроса…

Федор опять мельком глянул на Ганиева и снисходительно улыбнулся.

— Именно потому, что его здесь нет, я и могу поставить этот вопрос. Мы все знаем, что Лаврецкий настоящий ученый, прекрасный руководитель. Но он слишком скромный человек. Он лучше отдаст часть своего личного заработка на нужды лаборатории — и он это делает, — чем потребует средств у дирекции. Но время берет свое: сколько бы ни вкладывал Игорь Владимирович из своего кармана — половину, две трети или даже сто процентов зарплаты, — этих средств все равно не хватает. Не хватает и не может хватить! Не говоря уже о том, что мы не вправе жить за счет личных средств руководителя.

— Правильно! — крикнул с места Жора. — Давно пора!

— Чего ж ты молчал, если давно пора? — громко сказала Женя.

— Молчал. А черт его знает, чего молчал. Но теперь скажу. Можно мне слово?

— Подождите, — сказал Ганиев. — Потом выступите. Вы кончили? — спросил он Хатаева.

— В основном — да.

— Что вы конкретно предлагаете?

— Первое — увеличить ассигнования. Второе — увеличить штаты. Третье — выделить оборудование и помещение.

— Да вы что — не видите, в каком помещении институт находится?

— Вижу. Именно поэтому и говорю. Всему институту нужно новое помещение.

— Нужно, конечно. Но вы что… с луны свалилась? — Ганиев подозрительно оглядел Федора. — Или того… Зачем страсти разжигаете?!

— Дайте слово!

— Разрешите мне!

— Товарищ Ганиев! — неслось со всех сторон. Хатаев был бледен, но улыбался. Он видел, как Юра быстро писал что-то в блокноте.

— Вы кончили? — угрожающе буркнул Ганиев.

— Кончил, — сказал Федор и сел на место.

— Так, — сказал Ганиев и, опираясь о стол руками, тяжело встал. — Здесь были сделаны весьма ответственные, а вернее, безответственные, на мой взгляд, заявления. Товарищ Хатаев руководитель молодой, горячий, ему кажется, что все проблемы можно решить одним махом. Здесь работают люди опытные, работают со для основания лаборатории, и я надеюсь — они объяснят Федору Михайловичу, что все не так просто, как ему представляется. Итак, кто первый? Прошу.

Но все молчали. Говорить почему-то никому уже не хотелось.

Юра вошел в кабинет редактора и положил на стол двенадцать страниц, сложенных пополам.

— Вот, — сказал он, — ты просил что-нибудь такое… Ударное. Лучшего не найдем. Молодые ученые хотят поставить лабораторию на практические рельсы. Хотят приносить реальную пользу. А им говорят: сидите и не рыпайтесь. Занимайтесь чистой теорией.

Редактор был завален материалами, идущими в следующий номер, он был так погружен в их чтение, что, как видно, не сразу даже уловил смысл сказанного. Однако что-то, видимо, все-таки насторожило его. Возможно, это было слово "ударное". А может быть, что-то другое. Во всяком случае он снял свои большие роговые очки, прижал пальцами прикрытые веки, потом отпустил их и взглянул на Юрия просветленными глазами:

Это был еще не старый человек, сравнительно молодой даже. Но роговые очки и глубокие залысины делали его солидным, почти пожилым. И только теперь, когда в глазах его появился живой блеск, стало видно, что ему от силы тридцать семь — тридцать восемь лет. Редактором он был назначен недавно, прошел путь от литсотрудника, газету знал хорошо, и ему хотелось дать что-то заметное, интересное и острое, чтобы привлекало внимание.

— Так ты говоришь — интересно? Молодых зажимают?

— Да нет, не в этом дело, — сказал Юрий. — Стал бы я ломиться к тебе! Тут дело поглубже… Жила, понимаешь, научная лаборатория, занималась теоретическими разработками, люди получали хорошую зарплату, жили спокойно, тихо, мирно, их никто не трогал, они никого не трогали… И вдруг пришел молодой ученый, который разбудил их, заставил оглянуться, сказал: ребята, ведь то, что вы делаете, это важно, это нужно людям, это актуально — избавить человечество от блуждающих токов..