Блуждающая реальность - [47]

.

«Нацизм и „Высокий замок”» впервые опубликована в фэнзине Niekas (№ 9 сентябрь 1964). Текст написан в ответ на политически окрашенную рецензию на «Высокий замок», вышедшую в предыдущем номере Niekas, за авторством другого писателя-фантаста (и друга Дика) Пола Андерсона. Статья воспроизведена в фэнзине PKDS Newsletter (№ 14 июнь 1987). Поскольку статья поднимает множество важных фактологических вопросов, необходимо отметить: утверждение Дика, что «многие» еврейские беженцы, жившие во время Второй мировой войны на Дальнем Востоке, под властью Японии «создавали гитлеровские организации» и приветствовали друг друга нацистским салютом, не подтверждает ни одно из многочисленных научных исследований, к которым я обращался. Источник этого утверждения Дика неизвестен.

«Материалы к биографии Готорна Абендсена» (1974) и Две законченные главыизпредполагаемого продолжения «Человека в Высоком замке» (1964) публикуются здесь впервые. Примечательно качество этих двух глав; о том, почему Дик не завершил продолжение, см. в Предисловии. Стоит сделать одно историческое уточнение: в первой главе упоминается, что фельдмаршал Роммель застрелился, – на самом деле он принял яд. Важно также отметить, что аудиокассета, расшифровка которой опубликована в фэнзине PKDS Newsletter (№ 9–10, январь 1986), включает в себя на одной из сторон заметки, надиктованные Диком (в это время он повредил плечо и не мог печатать) и касающиеся продолжения романа. На пленке описана сцена, в которой нацисты безжалостно допрашивают Готорна Абендсена, пытаясь выяснить, в самом ли деле существует Nebenwelt (альтернативная вселенная), в которой победили не нацисты, а союзники. Но Абендсен не может сказать им правду – он не знает. Тайна остается тайной.

Нацизм и «Высокий замок» (1964)

Немало лун прошло с тех пор, как бледнолицый[83] опубликовал рецензию на мой роман «Человек в Высоком замке», а читатели (например… но их было очень много, назову по имени только Джона Бордмена) начали комментировать – нет, не рецензию и не мою книгу, а проблему нацизма. И правильно сделали: эта тема заслуживает обсуждения намного большего, нежели в пределах книги или рецензии, и реакция на нее показывает, что я был прав – мы все еще страшно напуганы, все еще в тревоге, и не зря, ибо, как верно заметил Гарри Уорнер, «…в чувстве вины за войну мы идентифицируем себя с немцами, потому что очень на них похожи».

Однако, хотя все эти комментарии появились еще в марте, увидел я их только сейчас – и мне бы тоже хотелось высказаться.

Джон Бордмен называет доктора Фридриха Ферстера[84] «величайшим из современных критиков Германии». На самом деле единственный «величайший современный критик» попросту невозможен: эти слова означают всего лишь, что говорящий доверяет своему источнику. Что ж, доверять своему источнику вполне разумно, но я бы оспорил и его уникальность, и претензии на некое абсолютное – в стиле платоновских идей – совершенство в качестве единственного истинного источника. Правда, с той цитатой, которую приводит Бордмен (см. замечания Бордмена в Niekas за март 1964 года), я согласен. Беспокоит меня сам подобный тип мышления (хотя не обращайте внимания: сейчас раннее утро, я еще не завтракал, так что меня беспокоит все подряд). Мы не можем сказать наверняка, существовали ли в самом деле «две Германики», в смысле двух традиций мысли, или же нацизм стал абсолютной кульминацией, логическим осуществлением всего, что представляла собой Германия в целом; мы просто этого не знаем. Мы знаем, что они делали, знаем, какие идеологии декларировали… но понять, почему они – т. е. нацисты – все это творили, нам не под силу. Честно говоря, я ведь с ними общался. Все, что они могут сказать: мы боялись. Да, боялись так же, как мы, хотя и других вещей: боялись нас, Великобритании, России (впрочем, России мы тоже боимся) и прежде всего евреев – вот этого мы не боимся и даже не можем понять, этот страх нам чужд. Для нас еврей – это, например, вон тот симпатичный высокий парень с бокалом в руке, с которым мы болтаем на вечеринке. Для них… все, занавес. Однажды вместе со своим знакомым нацистом, после войны переехавшим в Соединенные Штаты, я входил в одну квартиру и на пороге сказал ему: «Кстати, парня, который здесь живет, зовут Боб Голдстайн». И тут мой друг-нацист побледнел и отшатнулся, по-настоящему отшатнулся, он буквально боялся войти в квартиру – и в дополнение к страху испытывал тяжелое физическое отвращение. Почему? Спросите Ханну Арендт, еврейку; «величайшим современным критиком Германии» я бы назвал ее. Впрочем, похоже, и она, выросшая среди них, ответа не знает. Это нечто иррациональное, не логика, а психология. Почему некоторые боятся кошек, или автомобилей, или рыжих козлов? Они сами понятия не имеют. Фобия есть фобия: как показали Фрейд, Юнг и Х. С. Салливан, она вырастает из тех глубин нашего «я», которые самому «я» неведомы и недоступны. Ipse dixit.

Простите, пожалуйста, если я болтаю лишнее; видите ли, я чувствую, что простые и ясные «ответы» на этот вопрос («Почему нацисты делали то, что делали, способны ли на это и мы, следует ли нам и себя считать виновными?») нас обманывают; простой ответ здесь невозможен. Виновны ли мы в очередной авантюре, которую затевают прямо сейчас безумные «планировщики» в Вашингтоне? Виновна ли какая-нибудь немецкая деревенская бабушка в 1939 году в тех решениях, что принимало бюро Эйхмана в Берлине? Однако есть несколько установленных фактов, о которых стоит помнить.