Блудный бес - [11]
И Шендер Фикс не находил себе места в целом доме: он бродил из комнаты в комнату, поджидая возвращения жены.
А Митрофан сидел на полу, разложив все свое добро: пуговицу, воронье яйцо, какие-то камешки и прочую дрянь.
Наконец Шендеру Фиксу надоело ходить от одного окна к другому. Он сел и, опустив голову на руки, задумался над своим печальным положением.
И вдруг что-то холодное коснулось его затылка, Шендер Фикс испуганно обернулся и увидел перед собой Митрофана. Мальчик неслышно подошел к Шендеру Фиксу и теперь ласково глядя на него своими голубыми глазами, протягивал воронье яйцо:
— На табе яечко, не плачь! — сказал Митрофан. Шендер Фикс невольно глянул на его красивые, длинные пальцы и вспомнил, что такие же руки были у Ганули и что Шендер Фикс однажды сказал ей:
— Ой, Ганулечка, твоими руками на органе играть, а не капусту полоть!
Но теперь это воспоминание хуже разбередило старика и он, топнув ногой, сердито закричал:
— Пошел вон, сопляк!
Митрофан, отдернув руку, испуганно зажмурил глаза, точно, ожидая удара, а потом повернулся и, смешно расставляя ноги, побежал к своему углу у печки. Там он, глядя исподлобья недобрыми глазами на обидчика, собрал с пола свое имущество, а затем не переставая боязливо оглядываться, пошел на вчерашнее место, в коридор.
И когда Сора-Лея прибежала домой, все было по-старому: Шендер с досады процеживал самогон, а Митрофан, переволновавшийся, спал в коридоре. Сора-Лея больше не бранила мужа: ей было некогда. Она вкратце рассказала Шендеру, что говорил Наперсток и, позавтракав на скорую руку, побежала за балагулой До́видом. Соре-Лее не хотелось откладывать дела в долгий ящик, тем более, что бобы были съедены и торговый день у нее всё равно пропал.
До́вид не имел работы и охотно согласился на поездку с Митрофаном.
Перед отъездом решено было накормить Митрофана, чтобы привести его в хорошее настроение.
— Митрофанчик, вставай, вставай есть! — ласково сказала Сора-Лея, расталкивая храпевшего мальчугана.
Митрофан, проснувшись, дико вытаращил глаза и, под влиянием недавнего окрика Шендера Фикса, хотел было уже заплакать. Но, увидев на скамейке миску со вчерашним супом и возле нее такой ломоть хлеба, который старики Фиксы не съели бы в три дня, — Митрофан без дальнейших приглашений принялся за еду. Наевшись, он подошел к окну и стал разглядывать пыльные разноцветные склянки, стоящие на подоконнике.
А в кухне в это время шло серьезное совещание: кому и как заманить мальчугана в телегу.
После долгих споров решили, что это следует сделать До́виду. Д́о́вид поедет один с Митрофаном и ему надо приучать мальчика к себе.
И До́вид, здоровенный мужчина с загорелым, красным лицом и голосом заправского извозчика, приступил к сложной роли дипломата.
До́вид вошел в коридор и, состроив такую мину, как будто он собирается уговаривать важного пассажира ехать с ним со станции, стал увещевать Митрофана прокатиться.
А старики Фиксы, стоя на кухне, изо всех сил подсказывали До́виду, чем бы прельстить Митрофана. Но Митрофан почуял что-то неладное и, сидя в своем углу, точно затравленный зверек, не трогался с места.
И напрасно До́вид — по мысли Шендера — перечислял Митрофану разных диковинных зверей и птиц, которых Митрофан увидит во время поездки. А Сора-Лея — грубым голосом До́вида — напрасно соблазняла Митрофана каким-то красивым садом с яблоками, грушами и вишнями.
Митрофан не хотел и слышать о поездке.
Тогда До́виду надоела вся эта комедия. Считая себя ответственным за переговоры с Митрофаном, он решил действовать энергичнее. До́вид шагнул к Митрофану и, ни слова не говоря, схватил мальчика за плечи и поволок его к двери.
В первую секунду Митрофан растерялся и только мычал, упираясь ногами и руками. Но когда на помощь До́виду подскочили старики Фиксы, Митрофан вдруг дико взвизгнул, забился в сильных руках До́вида и закричал истошным голосом:
— Ратуйте! Режуть!
До́вид, при всей своей храбрости, сразу бросил мальчугана и, плюнув с досады, пошел вон.
— А провались он, сумасшедший мамзер! С ним еще в милицию попадешь! — сказал он и уехал домой, несмотря на все мольбы и уговоры Фиксов. Митрофан скоро оправился от неожиданного нападения. Уже через минуту он, как ни в чем не бывало, храпел, свернувшись калачиком у окна. А старики Фиксы никак не могли успокоиться. Они не могли простить грубому До́виду его оплошности.
— Что же ты от него хотела? — говорил Шендер Фикс жене. — У него голос — голос Якова, а руки — руки Исава! Этакий коновал может испугать и взрослого!
Итак, все-таки Митрофан пока что остался жить у Фиксов.
Шендер Фикс, убитый горем, потерял всю свою последнюю энергию и не думал о том, как бы сплавить Митрофана. И в ежедневных, бесконечных беседах с женой по этому поводу, он на все радужные планы Соры-Леи отвечал одно и то же:
— Это будет тогда, когда на ладони вырастут волоса!
А Сора-Лея не оставляла надежды.
Кроме Наперстка и До́вида никто в местечке еще не знал о позоре Шендера Фикса. Соседям, которые видели Митрофана на дворе Фиксов, Сора-Лея безразличным тоном говорила, что это мальчик-сирота, приблудившийся к ним.
Она думала постепенно приручить Митрофана, а потом снова попытаться увезти его из местечка.
