Блудная дочь возвращается - [15]
Вот таким инцидентом закончилась первая в моей жизни экспедиция. Несмотря на негативное впечатление от последних часов, она заложила во мне вечную тягу к переменам, путешествиям, новым впечатлениям; подтвердила мою самостоятельность, отсутствие страха перед трудностями, «лёгкость на подъём» и, возможно, самоуверенность.
Не успела я вернуться в Москву, как уже в 20-х числах мая в самый разгар подготовки к съёмкам меня вместе с ассистентом художника по костюмам Татьяной Илевцевой неожиданно послали опять на «Ленфильм» за костюмами и на фотопробы ленинградских актёров. По плану я должна была уехать туда на две недели и, не возвращаясь в Москву, уже с костюмами прямо оттуда отправиться в Выборг на съёмки. Трагедия заключалась в том, что к этому времени обнаружилась моя беременность. Я просто была в отчаянии и не знала, как поступить: я не успевала сделать аборт в Москве, а сроки уже поджимали. Успокоила меня Татьяна - у неё был приятель в Ленинграде, врач со знакомствами как раз в Институте акушерства, и она была уверена в его помощи, так как уже обращалась к нему по идентичному поводу.
Итак, я снова покинула Москву. Правда, не в особенно радужном настроении, беспокоясь больше не о работе, а своём «интересном» положении. Татьяна сдержала своё слово, и не успели мы поселиться в гостинице, всё той же «Московской», как она, вооружившись записной книжкой, обзвонила своих знакомых - и встреча была назначена на тот же вечер у друзей.
Сразу по приезде мы побывали на «Ленфильме», удивительно быстро оформили бумаги на прокат костюмов и даже успели отложить их в складских секциях. И всё это с деятельной помощью прикреплённого к нашей картине местного зам. директора Юры Голынчика. Он же заверил Татьяну, что все дела будут закончены назавтра и остальное время мы будем совершенно свободны. У Тани были свои дела и друзья в Ленинграде, и она собиралась заняться ими, предупредив меня, что и жить она будет в другом месте. А на всякий «пожарный» оставила телефон: чтоб я ей сообщила, когда надо будет прийти на студию для примерки костюмов или, если я справлюсь без неё, что предпочтительней, вообще уезжать.
В тот же вечер мы отправились к её друзьям на обещанную встречу. Татьянины знакомые решили совместить приятное с полезным, и к нашему приходу уже собралась тёплая компания, стол был накрыт, и музыка играла. Тот, кого я с нетерпением ждала, пришел позже, когда мои нервы были уже на пределе: я ждала почему-то солидного напыщенного дядьку, который с укоризной, сквозь зубы, нехотя меня выслушает, а потом, объяснив всю сложность вопроса, неопределённо пообещает содействие. Как же приятно я была удивлена, когда мне представили высокого мужчину лет двадцати семи, крепко при знакомстве пожавшего мне руку. Крепкое рукопожатие меня сразу располагает к человеку, а вялая рука действует отталкивающе.
- А вот та самая девушка Лена, - представила меня хозяйка, из чего я радостно заключила, что он уже в курсе дела.
Дима Загранцев поразил меня своим цветущим видом по сравнению со всеми нами, ещё бледными и вялыми после зимы. Он был обладателем загорелой и удивительно гладкой кожи. Мускулы выпирали под тканью модной светлой водолазки, а на широкой твёрдой шее покоилась небольшая аристократическая головка. Как позже я узнала из разговора, он занимался культуризмом, что было в те времена большой редкостью и происходило почти подпольно. Я, видимо, тоже ему понравилась, и, несмотря на моё положение, он уделял мне повышенное внимание, весь вечер танцуя только со мной. Назавтра Загранцев предложил пойти с ним на соревнования культуристов (теперь это называется бодибилдингом). Перед этим он клятвенно заверил, что вопрос мой решится безусловно положительно дня через три. Вечером следующего дня мы с ним действительно отправились в какой-то клуб, спрятавшийся в полуподвале, где собрались любители этого вида спорта.
До этого нам с Татьяной удалось закончить все дела на «Ленфильме». Мы получили маленькую костюмерную в центральном корпусе, разместили там, частично развесив, вещи, необходимые для фотопроб актёров, исполняющих эпизодические роли.
Тут мне вспоминается смешной эпизод: я стою в дверях костюмерной и встречаю очередного актёра-ленинградца (это было уже недели через полторы после приезда). Извиняясь за темноту и вынужденный беспорядок, говорю привычную фразу: «Простите, что у нас тут такой бардак!» И вдруг из соседней комнаты выскакивает пожилая, вся высохшая и всклоченная тётка (причём в моём воображении она почему-то предстаёт с метлой в руках) и начинает орать на меня: «Как вам не стыдно употреблять нецензурные выражения! Бесстыдница!» и т.д. Я ошалела и стою разинув рот. Тут мой актёр (кажется, это был Соснин) вступается за меня: «Это вам должно быть стыдно! Девушка даже не знает значения этого слова, а вы - то его хорошо выучили: наверное, служили здесь ещё в те времена, когда это был публичный дом!»
Так я узнала истинное значение слова «бардак» и первоначальное предназначение здания, где позже разместилась киностудия. Архитектура «Ленфильма», без сомнения, подтверждала этот непреложный факт - раньше здесь действительно был дом терпимости: лесенки, коридоры, переходы, коридорчики, неожиданные укромные тупички и бельэтажи. «А ведь на самом деле есть же что-то родственное между этими двумя мирками - кинофабрики и публичного дома!» К этой мысли, зародившейся в тот момент, я возвращалась потом не раз.
