Блондинка сдавала в багаж… - [13]

— Где ваша мать? — сурово вопрошала директриса. — Стоять на месте, отвечать!

Стоять на месте подростки не собирались или не умели, однако охотно ткнули пальцем в нужном направлении.

— Мамаша! — рявкнула Маргарита Васильевна. — Я к вам обращаюсь! Уберите плеер, когда с вами разговаривают!

Ни малейшего эффекта. Разъяренная Маргарита Васильевна наклонилась, навалившись грудью на кресло. И тут произошло непредвиденное. Женщина пронзительно завизжала. Она сделала это на таких высоких нотах, что даже ор близнецов вдруг показался райской музыкой.

— А-а-а! Не прикасайтесь ко мне! Вы потная!

— Я к вам и не прикасаюсь, мамаша. Я только требую, чтобы вы приструнили своих детей. Вы что, не видите их безобразного поведения?

— Сперва заведите собственных, потом поучайте, — парировала счастливая мать.

— Какой дурак, насмотревшись на этих, заведет собственных? — шепнула я Насте.

Похоже, я не рассчитала громкость, ибо из кресла напротив послышался радостный гогот. Его издавал гориллообразный субъект лет тридцати, не сводя с меня одобрительного взгляда.

Конфликт был погашен гидом, сообщившим, что мы наконец-то пересекаем границу. Рыжие близнецы напрочь вытеснили у меня из головы не только соду, но даже корону, и в результате я настолько расслабилась, что на вопрос таможенника: «Спиртное, сигареты?» — автоматически ответила: «Спасибо, не надо». Тут же в ужасе прикусила язык, да было поздно. Сколько нежных мужских самолюбий я ущемила по рассеянности и сколько проблем этим создала в своей и без того не безмятежной жизни! Причем в нынешнем случае, признаюсь, мне меньше всего на свете хотелось злить собеседника.

Он и не разозлился, лишь игриво захихикал. Я, мобилизовав свои скудные актерские способности, попыталась ответить тем же, причем меня поддержала вся мужская часть автобуса. Особенно усердствовал гориллообразный визави.

Долго смеяться ему не пришлось — таможенник тут же потребовал его вещи для особого досмотра и принялся добросовестно в них рыться. Не обнаружив ничего интересного, переключился на соседа гориллообразного по сиденью, а потом, возмущенно тыча в список пассажиров, осведомился, где некий Сергей Попов, место которого пустует. Желание Попова скрыться ничуть меня не удивило — это оказался счастливчик, которому предстояло путешествовать рядом с матерью близнецов, лицезрея впереди их огненные головы. Искомый пассажир обнаружился на последнем сиденье, которое из-за неудобства должно было оставаться свободным.

В результате обыску почему-то подверглись трое одиноких мужчин (я бы тоже их заподозрила, уж больно это редкая птица в наших широтах), остальных таможенники проигнорировали. Все прошло благополучно, и вскоре мы пересекли границу, оказавшись в шенгенской зоне, а конкретно в Польше. Нам предстояло транзитом ехать по ней до вечера, переночевать, пару часов провести в Берлине, промчаться через Германию, снова переночевать, а наутро отправиться в Амстердам, где, наконец, можно было провести целый день. Конечно, день на город — типичное «галопом по Европам», однако я надеялась использовать с толком каждую минуту. Сперва нас повезут на обзорную экскурсию, потом дополнительная программа — катание на кораблике, далее свободное время, а вечером пешеходная часть экскурсии — знаменитый квартал красных фонарей. В свободное время я собиралась посетить музей Ван Гога (очень люблю этого художника, да и вообще одна из основных достопримечательностей города), а вот насчет Рейксмюсеума меня терзали смутные сомнения. Кроме «Ночного дозора» Рембрандта, там хранились две картины Вермеера, которого я ни разу не видела в подлиннике и жаждала узреть. Однако, как я почерпнула из Интернета, сейчас там идет ремонт, и большая часть экспозиции куда-то перенесена. Туристы жаловались, что смотреть нечего, хотя «Ночной дозор», слава богу, на месте. Если Вермеер отсутствует, я бы, наверное, не заморачивалась со вторым музеем, лучше побродила по городу — обожаю это занятие. Так что, когда гид Алекс проходил мимо, я воспользовалась случаем и спросила:

— Вы не подскажете, в Рейксмюсеуме сейчас Вермеер на месте?

Гид вздрогнул, однако ответил.

— В Рейксмюсеуме Рембрандт, — помедлив, возразил он. — «Ночной дозор». Выдающаяся картина величайшего из художников, одна из жемчужин художественной коллекции нидерландской столицы.

— У меня против этой картины предубеждение, — немного удивившись, объяснила я. — Насколько я понимаю, она сильно потемнела и теперь не соответствует замыслу Рембрандта. Даже называться стала «Ночной дозор», хотя писался день.

— Во даете! — неожиданно обратилась ко мне мать рыжих близнецов. — Это фильмов два — «Дневной дозор» и «Ночной», а картина одна.

Острота получилась столь уместной, что я добавила:

— Вот и не хочется идти в музей ради одной картины. Подожду, пока Рембрандт напишет еще «Дневной дозор», «Сумеречный» и «Последний».

— Ну-ну, — с непонятным раздражением фыркнула собеседница. — Между прочим, Рембрандт давно умер.

— Лида, девушка шутит, — пояснил ей сосед, кажется звавшийся Сергеем Поповым.

Лида повернулась к нему, расцветая в нежной улыбке: