Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!) - [30]

– А я поначалу не въехал, думал, что это все те пацаны из Сибири замутили, – признался Ржавый. – Ну, которые к пахану с подарками прикатили. Думал, что они – ментовская подстава.

– Да как же они могли быть ментовскими? – возмутился Желчный. – Пахан не дурак, он бы их сразу вычислил!

– Какого ж хрена он своего Валета проморгал? – с ехидством парировал Ржавый.

После этой реплики все подозрительно посмотрели на Черепа, которому это очень не понравилось. Он бросил укоризненный взгляд на пахана, списавшего внешний образ Валета с него, и тот весело рассмеялся.

– Что, господа, убедительно вышло? Вот она, великая сила искусства!

– А ты, оказывается, талант, – признал Лысый.

– Талантище! – поправил его Дырявый. – Душевно вышло.

– Но зачем вся эта бодяга? – в один голос спросили Стеклянный, Оловянный, Деревянный. – Сатана, к чему все это?

На них зашикали, а Сатана, не ответив, опять принялся листать заветную тетрадь.

– А вот еще, господа, – воодушевленный успехом, интригующе продолжил он. – Сценарий клипа. Надо будет нам скинуться, подобрать хорошего исполнителя, затем найти толкового режиссера, потом купить на телевидении эфирное время, а потом... Значит, представьте... – Он оторвался от текста, запрокинул голову, прикрыл глаза. – Зима. Едут теплушки с решетками на окнах. В теплушках – наш брат, зэки... Останавливаются эти теплушки в чистом поле, на перегоне. Ну, на красный сигнал железнодорожного светофора, к примеру. Из вагонов вываливаются менты с автоматами и собаками. Разжигают костер, греются...

– А наши там от холода загибаются! – не выдержав, гневно пробасил Деловой и прикусил губу, ожидая продолжения.

– В общем, собаки в погонах вместе с другими собаками, которые с хвостами, греются, смеются над зэками, которые выглядывают в окна... И тут один молодой, но уже достаточно авторитетный зэк из отрицаловки вдруг звонко затягивает: «...едут новоселы в новые квартиры...» – Сатана открыл глаза. – Помните такую песню? Когда-то очень популярна была.

Обеденный зал заполнился возбужденными выкриками:

– Конечно! Только я не знал, что это про наших. А что, верно – новоселы едут по этапу в новые хаты!

– Да помним, помним, ты дальше давай!

– А дальше другие зэки дружно подхватывают: «Эх ты, дорога длинная; здравствуй, земля целинная...» Ну, менты перестают смеяться, начинают подпевать, топать, пританцовывая, а потом, расчувствовавшись, открывают теплушки: выходи, мол, братва, грейся с нами!.. Дальше из теплушки вываливаются зэки, подбегают к костру, греют озябшие руки, поют... Потом все начинают брататься, обнимаются с ментами, потому что те оказались не такими уж и плохими, выпустили их к костру погреться, потом все дружно, в обнимку, в азарте скинув шапки, топча их, пляшут и поют припев: «Эх ты, дорога длинная...» В общем, здесь работа режиссера очень важна, его видение, короче. Надо, чтоб с понятиями был человек, чтоб не исказил суть и до зрителя все конкретно донес…

– А дальше? – не выдержал затянувшейся паузы Стреляный.

– А дальше светофор выдает зеленый: мол, можно трогать дальше. Тогда зэки дружно разбегаются обратно по теплушкам, за ними менты, двери закрываются, и поезд под повторяющийся припев катит дальше. Тут уже звукорежиссер должен так сработать, чтобы картинка исчезающего вдали состава совпала с последними аккордами. Все. Конец клипа.

– А смысл? – разочарованно спросил Гнилой.

– Да, а смысл? – поддержал его не менее разочарованный Кудрявый. – Я-то надеялся, что наши воспользуются моментом, дадут деру.

– Эх, вы... – перекрыл Сатана общий гул. – Я вижу, ни хрена вы в искусстве не рубите. Вас еще надо хорошенечко поднатаскать. Тут ведь дело в чем... Менты оказали им доверие, понимаете? Они, может, вообще впервые в жизни как бы по-людски поступили, выпустив братву погреться. Услышали душевную песню и оттаяли своими сучьими сердцами. В таких случаях грех обманывать, убегать. Успеют еще дать деру. Из того же лагеря, к примеру, куда их везут. Только тогда это уже честно будет: ты меня охраняешь, я от тебя убегаю.

– Я, кажется, понял, – кивнул Ржавый. – Это как если б перед тобой выложили лопатник – на, мол, бери! А ты типа честный, ты его не трогаешь. Тебе западло так вот просто, когда сами предлагают. Ну, неспортивно как бы. Даже не смотришь на него, отворачиваешься. А как только он спрятал свой кошель поглубже да отвернулся – ты его цап незаметно! И деру! Правильно?

– Вижу, вы уже начали кое-что схватывать, – признал Сатана. Он выглядел почти удовлетворенным. Только какая-то малость, казалось, не давала ему покоя. Он поерзал, заметно напрягся...

Воры, под воздействием волшебной силы искусства забывшие, чем закончилась предыдущая сходка, восприняли запах дерьма почти с удивлением.

– Сатана, опять ты, что ли... – начал было Стреляный, но пахан прервал его громким возгласом облегчения, изданным почти в унисон с громким хлопком в ладони:

– Череп, десерт! Распорядись, чтобы гостям подали сладкое! – Он выгнулся туловищем, нашарил за спиной фарфоровую ручку... Раздалось журчание спускаемой воды; запах, традиционно завершающий обед, усилился, как это было и в прошлый раз. – Угощайтесь, гости дорогие, угощайтесь... – Сатана зевнул. – И заканчиваем на сегодня. Устал я что-то, пора сворачиваться. Всю ночь стихи про любовь писал...