Близнецы - [31]

– Который час? – спросил он.

– Четверть десятого, – ответила Фрида.

– Утра или вечера?

– Как по мне, сейчас день.

– Ингрид ушла, – неожиданно сообщил Рубен.

– Куда?

– Бросила меня. Ушла и сказала, что больше не вернется. Не захотела говорить, куда идет.

– Я не знала. Можно войти?

– Лучше не надо.

Но Фрида, оттолкнув его, вошла в дом. Она не была здесь больше года и сразу заметила его запущенный вид. В одном окне треснуло стекло, а с люстры слетел плафон, выставив на всеобщее обозрение идущие от лампочки провода. Фрида оглянулась и наконец увидела телефонную трубку: она была прикрыта газетой. Достав из кармана клочок бумаги с номером, она набрала его, коротко переговорила и нажала кнопку отбоя.

– Где телефонная база?

– Где-то здесь, – неопределенно отозвался Рубен. – Никогда не могу ее найти.

– Я приготовлю вам кофе.

Когда Фрида вошла в кухню, ей пришлось крепко зажать рот ладонью: ее чуть не вырвало от царившего в помещении запаха. Она молча окинула взглядом груды грязных тарелок, кастрюль, стаканов вперемешку с коробками и пакетами с недоеденными готовыми обедами.

– Я гостей не ждал, – буркнул Рубен. Его тон был почти дерзким, как у ребенка, который сломал очередную игрушку. – Здесь не хватает женской руки. Но тут все равно лучше, чем наверху.

Фриду неожиданно охватило жгучее желание сбежать из этого ужасного места, оставив Рубена разгребать все самому. Ведь он сам когда-то, много лет назад, заявил ей нечто подобное! «Вы должны позволить им совершать ошибки. Все, чем вы в состоянии им помочь, – это идти следом и следить за тем, чтобы они не дразнили гусей, не спорили с представителями власти и не причиняли вреда никому, кроме себя». У нее это так и не получилось. Разумеется, о настоящей уборке и речи идти не могло, но она решила, что может, по крайней мере, проложить что-то вроде тропы во всем этом мусоре. Она толкнула Рубена в кресло, где он и остался сидеть, растирая ладонями лицо и что-то бормоча, и включила чайник. По всей кухне были раскиданы бутылки виски, вермута, вина, ликера – в них оставалась половина или четверть первоначального содержимого. Каждую бутылку она опрокидывала над раковиной, избавляясь от остатков алкоголя. Затем нашла мешок для мусора и заполнила его объедками. По крайней мере, судя по наличию объедков, он не только пил, но и ел. Это хорошо. Она сложила посуду в раковину, а когда та наполнилась, стала складывать тарелки на рабочей поверхности. Открыла шкафчик и обнаружила на верхней полке позабытую банку растворимого кофе – все еще закрытую. Бумагу, закрывавшую верх банки, Фрида сняла с помощью черенка ложки. Затем вымыла две чашки и приготовила себе и Рубену горячий черный кофе. Рубен покосился на кофе, издал стон и покачал головой. Фрида непреклонно поднесла чашку к его рту. Он сделал пару глотков и снова застонал.

– Я обжегся!

Тем не менее она не только не убрала чашку, но даже слегка наклонила ее, заливая горячую жидкость прямо в рот Рубену, и так до тех пор, пока тот не выпил половину.

– Пришли, чтобы позлорадствовать, да? – проворчал Рубен. – Вот до чего я докатился. Вот к чему пришел Рубен Мак-Гилл. Или хотите выразить мне соболезнования? Сказать, что вы мне очень, очень сочувствуете? Или намерены прочитать мне лекцию?

Фрида взяла свою чашку, посмотрела на нее и поставила обратно на стол.

– Я приехала, чтобы спросить совета, – призналась она.

– Просто смешно, – заявил Рубен. – Посмотрите вокруг. Неужели вы считаете, что в моем положении можно раздавать советы направо и налево?

– Алан Деккер, – упрямо продолжила Фрида. – Ваш пациент, которого передали мне. Помните его?

– Передали вам? Вы, наверное, хотели сказать: которого вы у меня забрали. Тот, из-за которого меня отстранили от работы в моей собственной клинике. Тот самый. Дело в том, что я почти ничего не могу о нем сказать, ведь человек, некогда учившийся у меня, бывший мой протеже, добился того, чтобы меня отстранили от дела. Так что пошло не так? Он и на вас тоже пожаловался?

– Дело в том, что он действует мне на нервы.

– Да неужели?

– Последние несколько дней я плохо сплю.

– Вы всегда плохо спите.

– Но раньше я хотя бы видела сны. У меня такое ощущение, что он меня чем-то заразил. И мне интересно, вызывал ли он у вас похожие ощущения. Я подумала, что, возможно, именно по этой причине между вами произошло то, что произошло.

Рубен взял чашку с кофе и сделал большой глоток.

– Боже, терпеть его не могу, – заявил он. – Помните доктора Шёнбаума?

– Он был вашим руководителем, да?

– Правильно. Его психоаналитиком был Рихард Штайнер. Психоаналитиком Рихарда Штайнера был Томас Байер, а сам Томас Байер ходил на сеансы к Зигмунду Фрейду. Шёнбаум был для меня кем-то вроде экстренной связи с Богом, и он учил меня, что когда человек становится психоаналитиком, он перестает быть человеком и становится просто тотемным столбом.

– Что значит «тотемным столбом»?

– Нужно просто быть рядом. И если ваш пациент зайдет в кабинет и заявит, что он только что потерял жену, вам даже нельзя выражать ему соболезнования. Вы должны проанализировать, почему он ощущает потребность сообщить вам об этом факте. Шёнбаум был гениален, к тому же обладал харизмой, и я подумал: «Да ну его к черту!» Со своими пациентами я буду вести себя совсем наоборот. Я буду держать пациента за руку и, не выходя из комнатушки для сеансов, сделаю все, что делал пациент, и пройду везде, где ходил он, и почувствую все то, что чувствовал он. – Рубен наклонился через стол к Фриде, и с такого близкого расстояния она увидела, что белки глаз у него пожелтели, а в уголках покрылись красными прожилками. Изо рта у него дурно пахло: кофе, перегаром и прогорклой пищей. – Вы не поверите, куда меня заносила судьба. Вы не поверите, сколько дерьма целыми потоками путешествует по человеческому мозгу, – а я ходил в этих потоках, мне приходилось погружаться в них по самую шею. Чего только мужчины не рассказывали мне о детях, и чего только женщины не рассказывали мне об отцах и дядьях, и я до сих пор не понимаю, почему они, выйдя из моего кабинета, не вышибали себе мозги к чертовой матери. Я думал: если мне отправиться в путешествие вместе с ними, если показать им, что они не одиноки, что кто-то может разделить их тяготы, то, возможно, они вернутся и попробуют изменить свою жизнь к лучшему. И знаете что? Через тридцать лет такой работы все пошло прахом. Знаете, что мне заявила Ингрид? Она заявила, что я жалок, и что слишком много пью, и что я стал скучным.