Близнецы - [92]

Поезд остановился на морском курорте. На станции сощло подозрительно большое количество молодых женщин с чемоданами. Один чемодан каждой, без всякого сомнения, был с одеждой, а другой битком набит продуктами. Они нерешительно расхаживали взад-вперед по площади перед станцией, пока не прояснилась общая для всех проблема: как добраться до гостиницы с неподъемным багажом? Две загорелые женщины с тележкой, пропахшей рыбой, озираясь по сторонам, подошли к Анне. Одна из них высоко подняла ее свадебную фотографию.

— Вы госпожа Гросали?

— Да, — растерялась Анна.

— Ваш муж послал нас забрать вас с вокзала.

Не дожидаясь ответа, они взяли у нее чемоданы и поставили на тележку. Другие женщины возмущенно заголосили: почему же их мужья ничего не предприняли?

— Господи, — крикнула Анна, — да какая разница? Мы загрузим тележку до отказа и будем вместе ее толкать.

Группа девушек в летних цветастых платьицах волокла тяжеленную телегу по ухабистой мостовой, ведущей к пляжной гостинице. Оказалось, что накануне вечером Мартин разоткровенничался с местным рыбаком, и тот в обмен на сигареты согласился устроить встречу Анны на вокзале.

Гостиница прочно обосновалась на верхушке песчаного холма и как будто поддразнивала море: попробуй подойди. В трех километрах от нее располагались казармы. Каждый вечер, с разрешения командира, рота отправлялась купаться. Оставив на пляже мундиры, они в мокрых плавках шагали до гостиницы, где и проводили ночь со своими женами. Однажды теплым вечером, так же как когда-то в озере, Мартин и Анна плавали в море. Луна отражалась в его зеркальной глади. Водная стихия внушала чувство свободы, как если бы война распространяла свои законы исключительно на сушу.

— Я только что слышал по радио, — сказал Мартин с нескрываемой радостью в голосе, — что русские уже вошли в Восточную Пруссию.

— Осталось не долго… — Анна сплюнула соленую воду.

Мартин нырнул и вынырнул чуть впереди нее.

— Когда эта идиотская война закончится, — фыркая, кричал он, — мы наконец поселимся в Вене!

В упоительном возбуждении они плыли все дальше и дальше, пока Мартин вдруг не обернулся.

— Мы довольно далеко заплыли, — озадаченно произнес он.

Анна машинально повернула голову. Ослепительно белая полоса на горизонте — все, что осталось от берега. Стараясь сохранять спокойствие, они поплыли обратно. Однако полоса не приближалась ни на йоту, что заставило их умножить усилия. Луна бесстрастно наблюдала за ними. Мартин не переставал подбадривать Анну. Оба устали. Чем отчаяннее старались они не терять присутствие духа, тем сильнее их обуревала паника. Тонкая полоска земли продолжала чинно держать дистанцию.

— Мартин… — слабо прохрипела она, на секунду исчезнув под водой и снова показавшись на поверхности, — брось меня…

— Я тебе помогу…

И хотя голос мужа долетал издалека, она почувствовала, как его рука обхватила ее плечи.

— …не можем же мы утонуть на исходе войны… — зазвучало вдруг совсем близко.

Она полностью ему доверилась. Ощущение времени нарушилось. Она не знала, сколько прошло минут или часов до того, как у него иссякли силы удерживать их обоих на поверхности. Его крик о помощи прозвучал как в тумане. Она смирилась с тем, что исчезнет вместе с ним, что ее поглотит море и все закончится. Незаметно, без сопротивления, она погрузилась в небытие.

Вечность спустя она лежала на еще теплом песке, и кто-то делал ей искусственное дыхание. Чувство досады потекло по ее жилам одновременно с возвращающейся жизнью. Ее растерли грубым полотенцем. Почему ее не оставили там, куда она попала, — там ей было чудесно. Но Мартин сидел рядом, бело-синий в свете луны, и с тревогой наблюдал за появлением признаков жизни под умелыми руками их спасителя, сержанта роты с плечами и бицепсами гладиатора. Она еще не знала, что через несколько месяцев, возвращаясь мыслями назад, будет снова терзаться сожалением по поводу вмешательства в их судьбу добросовестного сержанта, которое не позволило ей в тот вечер раствориться в небытии вместе с Мартином.

На следующий день незаконным каникулам резко пришел конец: войска СС пожелали включить в свой состав группу обучающихся пехотинцев. Те прибежали в гостиницу в полном смятении. Им опостылела война, маячивший на пороге мир уже согревал душу, они не желали присоединяться к фанатикам. Мартин колотил кулаками по подушке. Что еще могли задумать эти ортодоксы, бывалые рубаки, в словарном запасе которых отсутствовало слово «сдаваться», кроме как подготовить их к коллективному самоубийству? В окружении англичан и американцев — раз, и русских — два, они не остановятся ни перед чем и, по старинному германскому обычаю, принесут в жертву молодых солдат, дабы еще раз попробовать расположить к себе богов. Это был первый и последний раз, когда Мартин взбунтовался. Анна убаюкивала его, пыталась успокоить, приводя неубедительные доводы.

— Ладно, нас никто не спрашивает… — в конце концов произнес он шепотом, — никто.

Роту передислоцировали в Нюрнберг. С Балтийского моря, через весь Третий рейх, к югу, в вагонах для перевозки груза и скота. Жены сопровождали их до Берлина, кроме Анны: Мартин не мог допустить, чтобы она ехала без удобств.