Близнецы - [122]
Они отправились в путь, грузовик лавировал на лесной дороге; время от времени вдалеке что-то взрывалось, листья и ягоды дрожали на ветках, потом снова все стихало. «Боже мой, — вдруг в панике воскликнула она, — я забыла ключи!» Мартин успокоил ее: «Вам они не понадобятся, вот увидите, там наверняка выбиты все окна, так что проникнуть в здание не составит труда». — «Вполне возможно, но я все-таки хотела бы вернуться за ключами», — упрямилась она и уже собралась было вылезти из машины, как он ее удержал: «Возвращаться одной опасно». Но она не поддалась на уговоры — нужно было во что бы то ни стало забрать ключи. Попрощавшись, она пешком побрела к дому.
В середине дня связисты вернулись в деревню. Трое из них были завернуты в тряпки, точно мумии, а шесть других не получили ни царапины. Вокруг них столпились деревенские жители; смущенная и расстроенная девушка потребовала у выжившйх объяснения, не подозревая, что они и так тяготятся муками совести. Склонив голову, один из солдат рассказал о происшедшем. Грузовик подъезжал к деревне, Мартин сидел спереди между водителем и солдатом. Те, что сзади, закричали: «Останови-ка, мы хотим набрать яблок». У склона был разбит фруктовый сад, румяные яблоки вызывающе блестели на солнце. «Мы должны ехать дальше, — сказал Мартин, — если остановимся, тут же станем легкой добычей для американцев». Но солдаты не унимались: «Только на минутку…» И добродушный Мартин не устоял. «Одна нога здесь, другая там!» Шесть солдат выпрыгнули из машины и, как мальчишки-сорванцы, помчались к фруктовым деревьям. На какое-то мгновение они забыли о войне, тряся ветки и срывая яблоки, пока их не напугал взрыв. На их глазах накрытая снарядом кабина с тремя седоками взлетела на воздух.
Девушка в оцепенении слушала его, вспоминая тех, с которыми лишь несколько часов назад по — приятельски беседовала в кабине. Тем временем солдаты собрали вещи погибших; в чемодане Мартина среди книг лежала пара голубых детских туфелек и серебряная дамская сумочка. Только теперь, при взгляде на его личные вещи, она осознала всю полноту случившегося несчастья. Разразившись рыданиями, она отвернулась. Между тем кто-то воспользовался суматохой — успокоившись, она поняла, что туфли и сумочка исчезли.
Анна медленно кивнула. «Der Heldentot Ihres Mannes…» Погиб за пригоршню яблок. Наводило на мысль о яблоке, оказавшемся злополучным для человечества. Мартин прошел по российским степям и украинским нивам, пережил мороз, нападение партизан, смертельную болезнь — он прошел через всю войну, чтобы отдать жизнь за пригоршню яблок на окраине деревни в Айфеле. Какой бы нелепой и абсурдной ни казалась эта смерть, она ему подходила: он умер, доставляя радость другим. Она узнавала своего Мартина… в рассказе о его смерти он стал ей ближе.
— Это ваши цветы? — тихо спросила она.
— Мы с мамой выменяли эти розы в Трире за масло и яйца, — подтвердила девушка.
Анна окинула взглядом заброшенные могилы вокруг — квадрат с тремя крестами был заботливо ухоженным островком посреди заросших сорняками надгробий.
Девушка настояла на том, чтобы представить Анну матери. Та с чувством пожала ей руку.
— Ваш муж бы таким славным человеком…
Потом она устроила вдове такой прием, как если бы встречала долгожданного родственника из Америки. Все, что было в доме и саду съестного, вывалили на стол и снабдили приправами. Это были поминки и праздник одновременно. Мартин был мертв, но жизнь девушки продолжалась — благодаря ее навязчивой мысли о ключах.
— Я только одного не понимаю… — сказала мать при прощании, — эсэсовцы похоронили их и поставили на могилы кресты, но наш священник отказался их благословить, потому что они служили в СС. Разве это по-христиански?..
— Ты, по крайней мере, хоть могиле могла поклониться, — холодно сказала Лотта. У нее не было ни малейшего желания проникаться рассказом Анны об ее паломничестве к могиле офицера СС.
Витая в своих мыслях, Анна посмотрела на нее:
— Что ты имеешь в виду?
— В Маутхаузене не было кладбища.
Анна вытянула больные ноги. Несколько дней она тешила себя иллюзией, что боль уходит под смягчающим воздействием ванн, однако сейчас она, боль, вдруг вернулась во всей своей остроте.
— Пару лет назад я была в Освенциме… — сказала она. — Ежедневно в газовых камерах там убивали шесть тысяч людей. Мне вспомнилось прекрасное лето сорок третьего года. Приехал Мартин, мы купались в озере, уединялись на острове и проводили вдвоем сказочные выходные — я не знала, что это было мое последнее в жизни наслаждение. В то время, когда на мою долю выпало немного счастья, миллионы людей оказались в лагере смерти… Совладать с этим было мне не под силу… — Она помассировала колени. — Но счастливая или нет, помочь им я никак не могла…
