Близкий свет - [54]

Адвокат ответил, что и на эту тему у него был разговор со следователем, но тот предпочел не торопиться, ибо того, что случилось, уже не поправишь, а спугнуть преступников проще простого. И лучше всего, по его мнению, сначала попробовать разобраться с представителями в Латвии, а если будет возможность, то и в России. Нельзя исключить, что главное преступление совершается на одном из этих уровней.

— Я его понимаю, — подтвердил свою позицию Турецкий, — но одно другому не мешает. А время между тем уходит зря. Кстати, Лазарь, если мне не изменяет память, то российский дистрибьютер находится в Калининграде? То есть по соседству, так?

— Ну так, и что? — Дорфманис заинтересовался.

— А то, дорогой мой друг, что Калининград в зоне нашей с тобой досягаемости, это — раз, два — уверен, что там будет точно такой же результат, но только вас будут год мурыжить с ответом. Но на ваше счастье, у вас тут есть я. Сами вы там, у нас, фиг, чего добьетесь, еще и по дипломатическим каналам придется действовать, верно? А я чувствую, что малость засиделся, мхом стал обрастать, да и с семьей, слава богу, — все в порядке. Это я к тому, что ваш Пурвиекс вполне мог бы связаться, например, с Меркуловым, — как у нас с тобой уже однажды было, — и попросить о сотрудничестве, о дружеской помощи. Он мог бы сослаться на то, что я и так здесь, и по вашей же просьбе пытаюсь помочь, и осточертел уже вам своими советами, и был бы куда более уместен и полезен для следствия, находясь в Калининграде… Словом, Лазарь, делай выводы самостоятельно, что это я все время за тебя думаю?

Дорфманис захохотал.

— Ну, ты не можешь нам осточертеть, Саша. А касательно твоего предложения — это превосходная мысль! Я обещаю тебе, что уже сегодня, переговорив для порядка со следователем, попытаюсь добиться аудиенции у Ивара Яновича…

«Вот и блистательный повод, — подумал Александр Борисович, — слинять, не подвергая опасности равновесие в семье — во-первых. Не обижая страстно желающую, как говорят спортсмены, прямого, «контактного» общения даму, которая вовсе не заслуживает быть обманутой «честным парнем» Турецким, — во-вторых. И, в-третьих, самому уйти от тяжкого соблазна, не теряя при этом своего лица, сохраняя собственное реноме и полностью исключая у «заинтересованного лица» ощущение, будто он совершил банальный побег. А заодно и помочь хорошим ребятам, они ведь тоже помогли в трудную минуту. Когда Костя попросил их об этом — подсобить по-свойски, без высоких правительственных решений и дипломатических протоколов. Ну, пусть это будет — в-четвертых. Но тогда возникает и в-пятых! Придется сесть и внимательно изучить все материалы следствия, предоставив все той же, в высшей степени приятной, даме самой теперь выкручиваться из неприятной ситуации, в которую она влипла по собственной доброте. А это — не лучший вариант, нехорошо бросать женщин, когда им продолжает грозить опасность. Между прочим, к Ирке все вышеозначенное тоже имеет непосредственное отношение. И о ней, о ее спокойствии, тоже надо думать… Вероятно, может быть и шестое, и седьмое, — не в них суть. Пусть ребятки сами соображают, что им важнее. В любом случае, его отъезд тогда станет вынужденным, и — какие могут быть после этого обиды? И данного слова никто не нарушал, ну скажем, так сложились обстоятельства…»

Подведя краткий итог своим размышлениям, Александр Борисович понял, что такое решение было бы наиболее правильным…

В Рижском полицейском управлении уже начался рабочий день, и ранних посетителей проводили в комнату с односторонним окном в соседнюю, где уже шел допрос задержанных под утро уголовников. По описанию Инги, Александр Борисович сразу узнал длинноволосого, очевидно, дилера, — если исходить из своей же собственной схемы, о которой он недавно рассказывал одной, очень соблазнительной и весьма самонадеянной даме. Ох уж эта ее немотивированная активность! Нет, собственно, у нее-то есть мотив, а вот у него — только подстерегающая со всех сторон опасность. Хорошо еще, что Ирка понимает его состояние…

Допрос шел на родном языке, и Александр Борисович ничего не понимал, надеясь на переводы Дорфманиса. А тот внимательно наблюдал и слушал, покачивая головой с осуждением.

— Ну? — поторопил его Турецкий.

Тот отмахнулся и отрицательно покачал головой:

— Версия — та же. Дамочка легкого поведения, обещала, не в первый раз. Про своего предыдущего «коллегу» — ни сном ни духом. Вероятно, следователь сделает… очную ставку. Я так полагаю. Чтобы прекратить ненужное переливание воды, да?

— Ты правильно предлагаешь, Лазарь. Тогда и я бы посоветовал тебе сделать маленькую подсказку этому следователю, он ведь, кажется, — умный человек?

— Несомненно, — важно отреагировал адвокат. — А ты о чем?

— Я бы посоветовал еще раз снять показания с Инги и ее соседки относительно этого, как его?

— Андрис Грибовас.

— Понятно, — хмыкнул Турецкий, — Андрюша Грибов. Это он — из «бывших»? Или другой?

— Нет, тот моложе, Ян Голомка, поляк, судя по фамилии. Имеет судимость — рэкет. А этот до девяносто первого года работал участковым в Елгаве. Проверено и уточняется, чем после занимался. Из милиции его… — Лазарь сделал жест отторжения. — Благополучно вытурили. Ты должен понимать?