Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие - [40]

Верико не была строгой. Была, скорее, немногословной. Не любила морали читать. Вообще нас воспитывали на собственных примерах, старались дать образование. Если мы, дети, что-нибудь натворили, нам давали почувствовать, что мы не правы. Мы понимали, что взрослые обижены. И это было самое страшное. Таков был стиль их воспитания.

Когда мы получали, скажем, двойку, становилось не по себе. Не потому что боялись. Нет, это был не страх, а стыд, который был сильнее.

* * *

Родители всегда говорили мне, что кино и театр — очень зависимая профессия. И артист, и режиссер не могут полагаться только на себя.

Кто-то удивился, что я не стал актером. Говорили, мол, что отец мог бы меня снимать в своих фильмах. Но, во-первых, я сам не считаю себя артистом. А во-вторых, Георгий Шенгелая снимал только тех, кого считал нужным. Да и мне самому не очень хотелось.

Режиссерская профессия ведь на самом деле очень зависима. И сегодня, и во времена моих родителей. Надо было проталкивать сценарии. Тогда с деньгами проще было, но все равно много проблем возникало. Вообще, если режиссер сделает хотя бы половину из того, что он хочет выразить, его фильм можно считать удачным.

А живопись — это свободная профессия: твои краски, твои кисти, твой холст.

Дедушка первый раз увидел мои рисунки, когда мне было лет пять, и сразу сказал: «Вот!». Я сам начал рисовать. Просто захотелось.

Он вообще баловал нас. Дедушка более философски ко всему относился. Понимал, что главное в жизни, а что не главное. Кстати, именно он начал собирать мои первые рисунки. Уже тогда увидел что-то. Потом и отец заметил, и мама, потому меня и направили в живопись.

Михаил мог понять, что к чему. Он же сам был очень хорошим художником и скульптором. И, наверное, что-то в моих работах разглядел. Я думаю, что существует какая-то генетическая связь.

Мои детские работы дедушка не спешил показывать своим друзьям. А вот позже, когда я уже в художественный техникум перешел, тогда уже и отец, и дед показывали мои рисунки своим коллегам, известным художникам. И получили от них какое-то одобрение.

* * *

Отношения у Софико и Верико были разные. Могу одно сказать совершенно точно: они были духовно близки. Хотя мама и бабушка особо долго не разговаривали, они с двух слов понимали друг друга. Бабушка всегда очень переживала за Софико, как и любая мать беспокоится о своей дочери. Только в их случае, кроме житейских волнений, добавлялись и переживания из-за профессии.

Ни у одной, ни у другой нрав не был легким. Они обе с характером были. При этом свои проблемы и переживания из-за творческих неудач никогда не приносили в дом. По крайней мере, мы, дети, этого не чувствовали. Я и каких-то ссор, которые наверняка, как в любой нормальной семье, случались, не помню.

Верико и Нато Вачнадзе, мать моего отца, очень дружили. Были близкими людьми. Сохранились их письма. Так получилось, что они в одно время были беременны. Нато с мужем, Колей Шенгелая, находились в Москве, когда на свет появился мой папа. Николай тогда работал в Москве. И они прислали в Тбилиси депешу: «Родился мальчик, ждем невесту. Наташа и Коля».

Через 10 дней родилась мама. И Верико и Миша послали ответ: «Невеста родилась, ждем зятя». Такая была шутка.

Получилось, что мама с отцом с рождения были помолвлены. А потом у них и первый фильм был совместный — «Наш двор», который снял Резо Чхеидзе.

* * *

Развод родителей, конечно, стал для нас, детей, большой трагедией. Да и для них самих, думаю, тоже. Когда семья распадается — это всегда беда.

Была ли у меня какая-то обида на мать? Честно признаюсь — была. Потому что отец остался один. И я перешел жить к нему.

С Котэ Махарадзе первое время я не разговаривал. Только лет через пять, наверное, начал с ним нормально общаться. Это же была травма… Но вообще я не люблю о семейных делах разговаривать.

Для меня это был выбор Софико, и в итоге никаких проблем с новой маминой семьей не возникало. Мы потом с Котэ нашли общий язык.

Конечно же, я понимал, что моя мама — актриса. Но ее фильмы до сих пор не получается смотреть отстраненно. Нелегко это. Передо мной на экране — в первую очередь мама. И с бабушкой было точно так же.

После какого фильма пришло понимание, что мама — актриса с большой буквы?

Очень интересный образ она создала в фильме «Древо желаний» Тенгиза Абуладзе. Картина отца «Мелодии Верийского квартала» тоже очень близка для нее. Софико уникальной актрисой была. В отцовском фильме ее пластика особенно выявилась. Ну и, разумеется, мне дорог «Цвет граната» Сережи Параджанова. Там она потрясающе играет.

Как писал сам Параджанов, Софико была первой актрисой-балериной в кино. Она чувствовала любое передвижение камеры, предугадывала все нюансы. В зрелости еще более отточила свой талант, для меня очень важны ее поздние фильмы.

Софико была невероятно знаменита. Но тогда такое стояло время, что слава и деньги вовсе не являлись синонимами. И Софико всегда приходилось много работать. Другое дело, что она каждый раз получала от кино и театра удовольствие.

Одно время очень упали все гонорары. Буквально на днях мне позвонили из Театра имени Марджанишвили, где она служила. Сказали, что набралась какая-то сумма: в последние два-три месяца жизни Софико не могла ходить в театр. И осталась задолженность театра, которую мне предложили забрать.