«Ближние люди» первых Романовых - [99]

.

Получив царский указ готовить следующие представления, Матвеев поставил дело еще основательнее, на манер европейских дворов, где многочасовые театральные действия уже были в обычае и где с ними знакомили послов, например при императорском дворе в Вене. Правда, до постановки пьес Шекспира и Мольера в то время в России было очень далеко. Но стремление ориентироваться на образцы европейских придворных театров уже появилось. Пользуясь своим положением главы Посольского приказа, Артамон Матвеев рассылал комиссионеров, искавших в Европе, чем еще можно было бы удивить царя Алексея Михайловича. Очень современным выглядит сюжет, где матвеевские посланцы пытались перекупить контракт театральной дивы Анны Паульсен, блиставшей в театре, организованном для увеселения датского королевского двора, откуда ее так и не отпустили в Московию.

Артамон Матвеев был известным строителем, он занимался устройством храмов и приказных палат. Выбранное для новейших театральных представлений место в бывшем доме боярина Ильи Даниловича Милославского показалось удачным. В этих боярских палатах, взятых в казну после смерти царского тестя, и был устроен Потешный дворец в Кремле. Первое представление в нем состоялось 18 мая 1672 года, меньше чем за две недели до рождения царевича Петра. Снова присутствовали царь, молодая царица, ожидавшая ребенка (она сидела на «отдельном месте»), члены Боярской думы. Многие «бородачи», как позже будет называть царь Петр I церковную оппозицию из числа высшего духовенства, не могли принять происходившее. Вслед за ними и родственникам Милославских тоже должно было казаться кощунственным, что представление происходит в доме бывшего главы их клана. Но все рты тогда были на замке, хотя ненависть к Артамону Матвееву только прибавлялась по мере того, как ему удавалось отвлечь царя от еще не столь давнего траура по первой царице. Артамон Матвеев резко перекраивал дворцовые интересы, создавал пространство, где он мог быть на первых ролях, без опасения столкновений с местническими претензиями других царских приближенных. «Ближний человек» Матвеев буквально заставлял царя снова веселиться и видеть радость жизни.

Выбор для представления «Артаксерксова действа», устроенного в «комедийной хоромине» в Преображенском 17 октября 1672 года, был не случайным. В тексте пьесы, основанной на библейском сюжете из Книги Есфири, действовали царь, плохие и хорошие советники, и молодая Есфирь (Эсфирь) получала корону, несмотря на козни врагов. Чем не современный сюжет для зрителей этого действа, сумевших, наверное, увидеть аналогию с окружением царя Алексея Михайловича, где еще недавно кипели страсти по поводу выбора царем будущей невесты? Но в самом начале действия был один важный момент, когда некий актер в образе «оратора царева» Мамурзы прямо обращался к царю Алексею Михайловичу, славя его: «О великий царю, пред ним же христианство припадает… Ты, самодержец, государь и обладатель всех россов, еликих солнце весть, великих, малых и белых, повелитель и государь!» И здесь возникала идея преемственности династии: царь Алексей Михайлович «един, достойный корене престолу, и власти от отца, деда, и древних предков восприятии и оным наследъствовати»[310].

Неутомимый и незаменимый Артамон Матвеев всегда был готов к услугам царя, постоянно находясь во дворце. В этом, как уже говорилось, и было первое и главное условие возвышения «ближних людей». Пример того, как можно было быстро потерять влияние при дворе, Артамон Матвеев испытал на себе. В мае 1673 года с ним произошел несчастный случай: лошадь понесла седока, и царский окольничий сильно ударился головой о потолок в своей конюшне, после чего проболел целое лето. В отсутствие Матвеева недоброжелатели надеялись отдалить его от царя. Сразу после возвращения Матвеева к делам боярин Богдан Матвеевич Хитрово попытался указать ему его место, устроив целую ссору в присутствии царя Алексея Михайловича, описанную в донесении датского резидента Могенса Ге 19 августа 1673 года. О своей ссоре с «двумя главными здешними вельможами» Артамон Матвеев сам рассказал датскому резиденту, связав ее с вопросом об обсуждении торгового соглашения с Данией.

«Оппонентами» Матвеева был «Великий маршал королевства» Богдан Матвеевич (Хитрово), «который властвует над умом Великого князя и управляет его расходами», а также «фаворит Великого князя» князь Троекуров. О каком князе Троекурове — отце Борисе Ивановиче или сыне Иване Борисовиче (его жена была из рода Хитрово) — шла речь, можно только догадываться, но важнее другое: Артамон Матвеев в разговоре с датским резидентом, не стесняясь, приводил обидные для него упреки, прозвучавшие в общем собрании Думы, да еще перед самим царем Алексеем Михайловичем. «Эти двое вельмож при полном собрании, в присутствии Великого князя, — доносил Ге в Данию, — во время чтения моих предположений, увидев, что канцлер как будто настаивает на своих доводах, до того разгневались на него, что наговорили ему множество оскорблений, утверждая, что он вмешивается в их дела вопреки обычаю страны, что он всего-навсего сын священника, и еще тысячу подобных грубостей…»