Блитвуд (ЛП) - [25]

Что-то легонько коснулось моей руки, и я подпрыгнула. Я вновь посмотрела на улицу и увидела, что мужчина исчез. А он вообще там был? Я поняла, что лишь моя кружевная блузка касалась моей руки, та влажная блузка, которую Агнес повесила на карниз. Выходит именно она отбрасывала тени сумрачных перьев по комнате. Так что и производимый ею шум, шелестевший как перья, отразился в моём сне. Но что если видение мужчины в накидке тоже было сотворённым? Мог ли мой сон о парне с крыльями вызвать его? Были ли они каким-то образом связаны?

Сию минуту звон в моей голове стих. Я закрыла окно, повесила блузку в шкаф, положила перо в чемодан, и снова легла в кровать. Однако мне потребовалось много времени, прежде чем я смогла закрыть глаза и не испытать ощущения, что я падаю.

ГЛАВА 7

Ночью начался дождь, и он провожал меня вплоть до северной части штата, до самого Райнбека.

— Сядь с левой стороны поезда, — сказала мне Агнес на платформе центрального вокзала, — так ты сможешь увидеть реку.

Но река была скрыта туманом, белым просвечивающимся слоем, который опутывал пейзаж подобно погребальному савану. Я и себя ощущала укутанной и оцепенелой, чтобы испытывать какое-либо радостное возбуждение от начала обучения в Блитвуде. Оно было подавлено, как только Агнес сообщила мне, что не сможет сопровождать меня в поездке.

— Миссис Холл сейчас нуждается в моей помощи по организации посещения встречи Совета в клубе «Колокол и Перо». Но не волнуйся, Жилли подберёт тебя. Ты поладишь с Жилли.

Я не хотела «ладить» с Жилли. Я хотела уцепиться за единственный клочок близкого знакомства, которое теперь должна была оставить, и это была Агнес. Я даже испытала сожаление от прощания со своей бабушкой. Когда я поблагодарила её за свою новую одежду и за то, что она посылает меня в Блитвуд, у неё на глазах появились слезы. Она стала чересчур взволнованно искать носовой платок, так что я передала ей один из своих новых платков, с вышивкой моих инициалов и эмблемы «Колокола и Пера». Она раздражительно отмахнулась от него и пожаловалась на давнейшую летнюю аллергию, затем сжала мою руку и посоветовала мне «защитить имя семьи в Блитвуде».

— Помни всегда, ты Холл. Женщины рода Холл всегда учились в Блитвуде.

«Но не всегда заканчивали», — теперь мрачно размышляла я, всматриваясь в окутанную туманом реку. Что если в Блитвуде только это и видели — незаконнорожденная дочь девушки, которая забеременела в выпускном классе и сбежала, прожив в бедности и умерев от передозировки настойки опия? Дочь сумасшедшей; девушка, которая работала на фабрике и провела пять месяцев в «Бельвью»? Несмотря на то, что Агнес пообещала мне, что никто не узнает, где и как я провела лето, я всё же опасалась, что за мной будут наблюдать, выискивая признаки безумия.

Ко мне не придётся присматриваться слишком долго. Та галлюцинация на моём интервью в Совете, в которой женщины обратились в вороньё; сон о том, что я была вознесена ввысь юношей с крыльями; появление мужчины в накидке под моим окном — всё это могли быть признаки безумия. Бредовые мании у мамы начались, когда на мой день рождения она увидела мужчину в накидке, и она была убеждена, что её преследуют. А потом я увидела ту же самую личность на фабрике «Трайангл Вейст» и в больнице «Бельвью». Доктор Причард сказал мне, что я вообразила этого мужчину на фабрике в день пожара. Вне всякого сомнения, исходивший из его рта дым мне привиделся. Я надеялась, что наваждения были вызваны наркотиками, которые мне давали в больнице, но опять же, почему я снова увидела его прошлой ночью?

Я настолько увязла в этих мрачных мыслях, что не услышала, как проводник сообщил о прибытии на мою станцию. Только когда из тумана высветился знак станции, я пробудилась, вскочила на ноги и с трудом стащила свой саквояж с верхней багажной полки. «Надо ли мне сдавать чемодан в автоматическую камеру хранения? Почему я не уточнила об этом у Агнес? Ох, и почему Агнес не со мной?»

Когда поезд замедлил ход, выходившие на этой станции пассажиры стали проталкиваться мимо меня по проходу. Я попыталась протиснуться мимо пышнотелой женщины в пурпурном бомбазине, чья широкополая шляпа заполнила весь проход.

— Извините, — сказала я, когда та свирепо выглянула на меня из-под украшенной бисером вуали, — я просто хотела убедиться, что носильщик знает, что надо взять мой чемодан.

— Если вы размещали должное предписание при посадке, проблем не будет, — громким звонким тоном заявила женщина в бомбазине, не сдвинувшись ни на дюйм. — Ежели нет, нам всем остальным не подобает сносить отсутствие вашей подготовленности. Вам не иначе как придётся подождать.

— Но мой чемодан…

— У нас у всех чемоданы, юная леди, но, судя по всему, не все из нас наделены манерами.

Подавленная её диктаторским тоном и неспособностью переместиться мимо её широкого турнюра (кто ещё носит турнюры? — я раздражительно задалась вопросом. — Они же вышли из моды ещё в девяностых!), я подождала, пока матрона в бомбазине сойдёт с поезда. Мы были последними, кто спустился на перрон. Я успокоилась, заметив свой чемодан на платформе, но в меньшей степени была рада увидеть, что моя попутчица реквизировала последнего носильщика, и тот понёс её чемодан наверх по длинному лестничному пролету. Платформа находилась внизу крутого утёса, рядом с рекой, но сама станция, видимо, расположилась на вершине утёса. Не представляя никакого способа отнести свой чемодан наверх по ступенькам самостоятельно, и не желая оставлять его, я села на него и обратила свой пристальный взор на реку — или точнее на туман. Единственными признаками реки были плеск воды и низкие стоны туманных горнов.