Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - [157]

— В бумажнике было шестьсот долларов. Никто его не вернет. Я опаздываю на деловую встречу. Счастливо вам оставаться! — и с этими словами я зашагал к дому Кислы. Заворачивая за угол, я взглянул через плечо: полицейский стоял там, где я его оставил, и свирепо помахивал дубинкой. На секунду я засомневался, не слишком ли он юн для полицейского. Проходя мимо витрины универмага, я бросил взгляд на свое отражение. Лицо и рубашка были в грязи, пальто порвано. Вид у меня был такой, точно на меня низринулся гнев Господень.

Я зашел в крохотный бар и спросил у жирного бармена, где туалет. Он кивнул на узкую дверь и хмыкнул:

— Играл в прятки с грузовиком?

— Я упал в открытый водосток там за углом. — Закрывая за собой дверь сортира, я услышал его глубокомысленный совет:

— Подай на них в суд!

Туалет был размером не больше гроба, но я помыл руки и лицо и смахнул грязь с пальто и брюк. Вид у меня все равно был кошмарный: на роже синяки, все руки исцарапаны. Пригладив волосы ладонью, я нащупал на темени кровь. Когда я вышел из сортира, бармен заметил:

— Вам явно надо пропустить рюмашку. Чего изволите?

— Это точно. Давайте-ка ржаного виски… Погодите! — Я похлопал себя по карманам. У меня не было ни цента. — А черт, ничего не выйдет — я потерял там свой бумажник. Впрочем, может, если хотите, могу расплатиться слегка помятыми часами.

Бармен взглянул на мои часы без стекла и отрицательно помотал головой. За стойкой сидел единственный посетитель — щуплый парень в окровавленном мясницком халате и соломенной шляпе — и попивал пиво. Не глядя на меня, он пробормотал:

— Я заплачу за его рюмашку, Джим. Если джентльмену и впрямь надо выпить, то было бы бесчеловечно отказать ему в этом удовольствии.

Я поблагодарил его. Он подмигнул мне и продолжал:

— Сочувствую! Я и сам бываю по два дня в запое. Ничего, вот отстроят тут квартал заново, все мы, здешние торговцы, разбогатеем. А сейчас они в счет будущих барышей так взвинтили ренту, что ужас, да и только! А ведь что творят — дома снесли, а новые фундаменты еще и не думали ставить…

Я опрокинул стопку ржаного и, уходя, еще раз поблагодарил мясника. Времени на пустопорожний треп у меня не было. Виски чуда не сотворил — все тело по-прежнему болело, но, по крайней мере, мозги мне прочистило. Теперь я понял: Роуз ничего не придумала. И еще я твердо знал, что непременно разберусь с этим делом во что бы то ни стало, и кое-кому сильно не поздоровится за все те побои, которым я сегодня подвергся.

Дошагав до пятиэтажки Кислы, я поднялся по лестнице и позвонил в дверь. Беззубый жокей в грязной водолазке встретил меня широкой улыбкой, которая тут же исчезла, едва он заметил мою растерзанную одежду.

— Кислы здесь? — спросил я.

Он кивнул и, указав на одну из дубовых дверей в глубине коридора, шепнул:

— Иди туда!

Видимо, в старые добрые времена эта была гостиная. Я распахнул двустворчатую дверь — и оказался в самой настоящей гостиной. Там сидели два здоровенных гостя. Оба как по команде пружинисто вскочили на ноги, и один из них сверкнул полицейским значком.

— Мы детективы. Хотим поговорить с вами.

— О чем?

— Зададим пару вопросов. Волноваться не надо. Пройдемте с нами! — Один из них взял меня повыше локтя, другой пошел впереди. По ухваткам это были полицейские, но все-таки меня мучило сомнение, что это все какая-то лажа. Уж больно все гладко выходило — не успел прийти, как меня уже повязали. Жокей отворил им дверь, и мы спустились по ступенькам к машине без всяких опознавательных знаков. Я остановился и стряхнул руку, держащую меня за локоть.

— Это куда же мы поедем?

— В участок.

— Я прежде всего хочу позвонить своему адвокату. Дайте-ка я взгляну на ваш значок!

— Вам не стоит так волноваться. Мы всего лишь хотим задать вам несколько вопросов. Для вашей же пользы…

— Покажите документы!

Парень, что держал меня за локоть, заметил:

— Не надо устраивать сцен! — и показал мне удостоверение в кожаной корочке. Тут я понял, что показалось мне подозрительным: удостоверение было меньше обычного. Я схватил его за руку и прочитал на жетоне, что он — частный сыскарь.

Я оттолкнул его на напарника и, резко выгнувшись назад и подпрыгнув, врезал им обеими ногами по рожам. Это был старый приемчик, но только мы обыкновенно метили сопернику в плечо или в грудь, а он, ожидая удара, уворачивался. Теперь же мой правый ботинок ударил одного сыскаря в висок — я почувствовал его уже коленкой. Зато у другого оказались неплохие рефлексы: ему удалось подставить локоть под мой левый ботинок. Он отпрянул и, развернувшись, дал стрекача. Его напарник повалился на тротуар бездыханный.

Эту сцену я наблюдал, все еще находясь в воздухе. На ковре борец обычно приземляется на плечи и перекувыркивается вперед на спину. Мне борцовский ковер никогда не казался очень уж мягким, но в сравнении с асфальтовым тротуаром он мог бы сойти за перину. Я грохнулся на задницу с такой силой, что из меня буквально дух вышел вон, а больная голова завертелась, точно пьяная ракета.

Я не сразу поднялся. Сознания я не потерял, а просто лежал в приятном ступоре. На другой стороне улицы начала собираться толпа. Я смотрел на людей, и они были где-то далеко-далеко. Я сел и ладонями обхватил себя за щеки в надежде остановить головокружение. Детектив, которого я подбил ботинком, по-прежнему валялся без движения. Тут ко мне вернулось нормальное зрение, толпа стремительно приблизилась, и я рассмотрел, что народу собралось прилично. Я услышал топот ног и чей-то встревоженный голос громко произнес: «Что случилось?» Голос показался мне знакомым.