Блестящий шанс. Охота обреченного волка. Блондинка в бегах - [126]

— Может, я тебя и люблю. Я и сам не знаю, что такое любовь.

— Это все брехня, это нож в спину. — Роуз вырвалась из моих рук и вскочила на ноги. Она прошлась по песку и вдруг сделала «колесо».

Я не понял, хотела ли она таким образом сменить тему разговора. Я только рот раскрыл. Роуз жестом попросила дать ей сигарету. Сев рядом со мной, она выпустила в меня струйку дыма и сказала:

— Рыбу надо время от времени переворачивать, а то сгорит! И нечего пялиться на меня! Я же была танцовщицей в кабаре, а для этого мне пришлось учиться фигурному катанию, танцам, гимнастике и куче прочих премудростей. Я и стриптизеркой была, и не только в бурлеске. Ну и, конечно, актрисой. Я ведь когда-то была ужасно тщеславной, пока не узнала, что почем в этой жизни. Тщеславие — это болезнь.

— Я тоже переболел этой болезнью.

— Если Бог одарил тебя талантом, то капелька тщеславия тебе не помешает. Беда в том, что я была пышнотелая и бесталанная.

— Но с твоей-то внешностью…

— Господи, внешность! Знаешь, Мики, я очень часто мечтала родиться плоской, как доска! Ну да, у меня и тут всего много, и тут все хорошо, и талия что надо! Я рассматривала себя в зеркале, и меня переполняли всякие мечтания, очень тщеславные мечтания, которые сначала толкнули меня на одну дорожку, потом на другую — да все дорожки оказались скользкие и грязные.

Я осторожно перевернул рыбу и выдавил на нее сок из лайма.

— Знаю, меня тоже пропустили через такую же мясорубку.

— Нет, Мики, ничего ты не знаешь. Ты не знаешь, каково это думать, что у тебя все получится, потому что у тебя есть талант, и каково это бывает — точно мордой об стол — когда вдруг понимаешь, что ты самая обыкновенная, так, середнячок. Это очень горькое разочарование, но еще более тяжелый удар — это когда ты понимаешь, что и талант-то не много значит. Все дело в связях. Ну, с талантом ты появляешься на свет, а вот нужные связи приобретаешь сама. И это заставляет тебя переть вперед, работая локтями, шагать по трупам… И так ты прешь и прешь, пока… Словом, я ссучилась. Стала записной шлюхой. Я просто слетела со всех катушек, когда вдруг это внезапно поняла. А может, я сама себя просто обманывала, просто юность прошла…

Роуз на мгновение умолкла, глядя в песок, потом произнесла — точно самой себе:

— Этим я папе обязана. Он был великий человек. Он однажды сказал мне слова, которые я не забыла. «Мари… — это мое второе имя, и оно ему больше нравилось. — Мари, — сказал он, — тайна счастья заключается в том, чтобы идти по жизни и никому не быть в тягость, в том числе и самой себе». Вдумайся в эти слова, и ты поймешь — в них скрыта целая философия. Если бы люди следовали этому правилу, наш мир был бы куда более приятным местом. Только когда я осознала, что все мои невзгоды — от моей внешности, именно от этого, только тогда я сумела успокоиться и притормозить. Вот почему мне и нравится наша с тобой жизнь на яхте. Думаю, тебе бы понравился мой отец. И он бы с тобой поладил.

— Да? — вежливо отозвался я и пошел помыть два пальмовых листа, чтобы подать на них жареную рыбу. Мы с жадностью набросились на еду и на протяжении трапезы не вымолвили ни слова.

Насытившись, я растянулся на песке Подле Роуз и благодушно затянулся сигарой.

— Роуз, мы с тобой куда больше похожи друг на друга, чем тебе кажется. Во мне тоже притаился этот жучок напористого тщеславия. У тебя вот есть роскошное тело, шикарная внешность, а у меня мускулы и мечта стать когда-нибудь великим боксером.

— Достаточно разок взглянуть на тебя, чтобы это понять.

Я попытался выпустить колечко дыма.

— Бокс изуродовал мне лицо. Я, конечно, никогда не был красавчиком. Но на ринге я получил вот этот шрам над левым глазом. А борьба подарила мне рваное ухо и разбитый нос.

— Ты занимался борьбой? Но это же ужасное занятие!

— Я однажды даже выступал в честном бою — как любитель. С раннего детства, сколько я себя помню, я только и мечтал о таких мускулах. Это была моя религия. У моего отца был приятель-грек, бывший борец, он научил меня многим приемам и захватам. Благодаря борьбе я получил стипендию и поступил в колледж — да только в то время все вдруг свихнулись на футболе и борьбу вычеркнули из учебной программы. Я стал хавбеком в третьем составе, но быстро бросил футбол и колледж, потому что на поле ничего не стоило получить тяжелую травму, а я уже рисовал в грезах свой бой с Джо Луисом. Мои сильные ноги и кулачищи, мечтал я, рано или поздно должны заработать мне головокружительные гонорары, но у меня не было нужных связей, и все кончилось тем, что я стал ментом на местном ринге.

Роуз стрельнула глазами в мою сторону.

— Что это такое — мент на ринге?

— Дело было до войны, до телевидения, в каждом большом городе были небольшие боксерские клубы. И был своего рода синдикат, который заправлял всеми этими боксерскими клубами. Менеджером у нас был один ловчила, который изо всех сил старался выбиться в люди. Как он популярно объяснил, мне надо было терпеливо дожидаться своей очереди и пока поиграть в бейсбол. Я выходил на ринг раз в месяц, получал свою двадцатку за бой. Иногда я побеждал, иногда ложился на пол — что говорили, то я и делал. Если какой-то боксер выходил из-под контроля, меня выставляли против него, и я его вырубал. Это и входило в обязанности «мента на ринге».