Блестящая будущность - [88]

Его перевезли въ тюрьму на другой же день и немедленно стали бы судить, если бы не явилась необходимость вызвать стараго тюремщика съ понтоновъ, для удостовѣренія его личности. Никто въ ней не сомнѣвался, но Компейсонъ утонулъ, а въ Лондонѣ не случилось никого другого, кто бы могъ удостовѣрить его личность. Я сообщилъ м-ру Джагерсу, что намѣренъ скрыть отъ Магвича судьбу, постигшую его имущество. М-ръ Джагерсъ очень на меня сердился и ворчалъ за то, что я выпустилъ изъ рукъ деньги…

На лѣстницѣ я встрѣтился съ Уэммикомъ, который сообщилъ мнѣ, что Компейсонъ распустилъ слухъ о томъ, что уѣзжаетъ на время изъ Лондона, и Уэммикъ думалъ воспользоваться его отсутствіемъ для нашей попытки.

— Теперь я могу только предположить, — добавилъ онъ, — что это была хитрость съ его стороны. Надѣюсь, что вы не сердитесь на меня, м-ръ Пппъ? Я хотѣлъ отъ всего сердца услужить вамъ.

— Я увѣренъ въ этомъ, Уэммикъ, и отъ души благодарю васъ за ваше участіе и дружбу, — отвѣчалъ я.

ГЛАВА XX

Несчастный Магвичъ лежалъ въ тюрьмѣ, сильно больной: онъ сломалъ себѣ два ребра, и они поранили одно изъ легкихъ, такъ что онъ еле дышалъ и почти не могъ говорить. Онъ былъ слишкомъ боленъ, чтобы оставаться въ обыкновенной тюрьмѣ, поэтому его перевели на другой день въ лазаретъ. Благодаря этому, я могъ проводить около него больше времени, чѣмъ это было бы возможно при другихъ обстоятельствахъ. И, если бы не его болѣзнь, его держали бы въ кандалахъ, такъ какъ онъ считался закоренѣлымъ бѣглецомъ и, не знаю, какимъ еще злодѣемъ.

Когда наступилъ день суда, м-ръ Джагерсъ подалъ прошеніе о томъ, чтобы его дѣло было отложено. Это было, очевидно, сдѣлано въ расчетѣ, что онъ не долго проживетъ на свѣтъ; но въ просьбѣ было отказано.

Когда ему надо было отправиться въ судъ, то его принесли туда въ креслахъ. Мнѣ позволили сидѣть около него и держать его руку въ моей рукѣ.

Судъ продолжался недолго, дѣло было ясно. Все, что можно было сказать въ пользу его, было сказано — какъ онъ вернулся къ трудовой жизни и выбился на дорогу законными и честными путями. Но нельзя было утаить, что онъ вернулся изъ ссылки и находится въ присутствіи суда и присяжныхъ. Невозможно было не судить его за это и не признать виновнымъ. Когда судья объявилъ подсудимому, что кара, назначенная за его возвратъ въ страну, изгнавшую его изъ своихъ предѣловъ, — смерть, и онъ долженъ приготовиться умереть, онъ сказалъ:

— Милордъ, я уже получилъ приговоръ къ смерти отъ Всевышняго, но склоняюсь и передъ вашимъ.

Слова эти произвели впечатлѣніе, и судья какъ-то скомкалъ остальную часть своей рѣчи.

Я серьезно надѣялся, что онъ умретъ прежде, чѣмъ судья успѣетъ составить свой докладъ, но изъ опасенія, какъ бы онъ не протянулъ до этого ужасного дня, началъ въ ту же ночь писать петицію на имя министра внутреннихъ дѣлъ, излагая все, что я зналъ, и сообщая о томъ, что онъ вернулся ради меня.

Я писалъ усердно и такъ трогательно, какъ только могъ, и когда окончилъ прошеніе и послалъ его, то написалъ еще нѣсколько писемъ людямъ, на милосердіе которыхъ я надѣлся.

Но по мѣрѣ того, какъ протекали дни, я сталъ замѣчать, что больной становился все тише и лежалъ неподвижно, уставясь глазами въ бѣлый потолокъ; лицо его потускнѣло и только отъ какого-нибудь моего слова оно прояснялось на минуту, съ тѣмъ, чтобы опять потускнѣть. Порою онъ совсѣмъ не могъ говорить и отвѣчалъ мнѣ только легкимъ пожатіемъ руки, и я научился хорошо понимать его.

На десятый день я замѣтилъ еще болѣе значительную перемѣну въ его лицѣ. Глаза его были обращены къ двери и оживились, когда я вошелъ.

— Дорогой мальчикъ, — сказалъ онъ, когда я сѣлъ къ нему на постель, — я ужо думалъ, что ты опоздалъ. Но не вѣрилъ этому.

— Я нисколько не опоздалъ. Я дожидался у воротъ.

— Ты всегда дожидаешься у воротъ; не правда ли, дорогой мальчикъ?

— Да; чтобы не терять ни минуты времени.

— Благодарю тебя, дорогой мальчикъ, благодарю. — Богъ тебя благослови! ты никогда не покидалъ меня, дорогой мальчикъ.

— Что вы очень страдаете сегодня?

— Я не жалуюсь, дорогой мальчикъ.

— Вы никогда не жалуетесь.

Онъ улыбнулся, и я понялъ по движенію его рукъ, что онъ желаетъ взять мою руку и положить ее къ себѣ на грудь. Я исполнилъ его желаніе, и онъ снова улыбнулся и обнялъ мою руку своими руками. Срокъ свиданія истекалъ, и, оглядѣвшись, я увидѣлъ начальника тюрьмы, стоявшаго около меня; онъ прошепталъ мнѣ:

— Вы можете еще остаться.

Я поблагодарилъ его отъ души и спросилъ:

— Могу ли я еще поговорить съ нимъ наединѣ, если онъ еще въ состояніи меня услышать?

Начальникъ отошелъ и далъ знакъ надзирателю тоже отойти. Больной отвелъ глаза отъ бѣлаго потолка и любовно взглянулъ на меня.

— Дорогой Магвичъ, я долженъ вамъ кое-что сказать. Вы понимаете, что я говорю?

Тихое пожатіе руки.

— У васъ былъ когда-то ребенокъ — дѣвочка, которую вы любили а потеряли.

Болѣе сильное пожатіе руки.

— Она находится въ живыхъ и нашла могущественныхъ друзей. Она богатая дама и красавица. И я люблю ее!

Послѣднимъ слабымъ усиліемъ, которое было бы безуспѣшно, если бы я не помогъ ему, онъ поднесъ мою руку къ своимъ губамъ. Послѣ того онъ тихо выпустилъ ее, и я снова положилъ ее ему на грудь, а онъ прикрылъ ее своими обѣими руками. Голова его мирно опустилась на грудь. Припомнивъ въ эту минуту то, что мы когда-то вмѣстѣ читали въ Евангеліи, и я подумалъ о тѣхъ двухъ людяхъ, которые пришли въ храмъ молиться, и понялъ, что лучшія слова, какія я могъ произнести это: «О Боже, будь милостивъ къ нему, грѣшному!»