Блестящая будущность - [27]

Прошло не мало времени послѣ того, какъ полицейскія власти удалились, а сестра все лежала въ постели, тяжко страдая. Зрѣніе ея пострадало, а также слухъ и память; а говорить она стала совсѣмъ неразборчиво. Когда наконецъ она поправилась настолько, что мы могли свести ее внизъ, то приходилось постоянно держать около нея мою грифельную доску, чтобы она могла писать то, чего не могла выговорить. Такъ какъ (не говоря уже о дурномъ почеркѣ) она совсѣмъ не признавала орѳографіи, а Джо былъ не мастеръ читать, то между ними возникали постоянныя недоразѵмѣнія, и меня часто призывали, чтобы ихъ разрѣшить. Путать телятину съ лѣкарствомъ, или чай съ Джо — было невиннѣйшимъ изъ моихъ собственныхъ промаховъ.

Какъ бы то ни было, но характеръ ея очень исправился за время болѣзни, и она стала очень терпѣлива. Мы долго не могли найти для нея хорошую сидѣлку, пока неожиданное обстоятельство не выручило насъ. Внучатная тетушка м-ра Уопсля разсталась наконецъ съ укоренившеюся въ ней привычкою жить, и Бидди стала однимъ изъ нашихъ домочадцевъ.

Первымъ торжествомъ Бидди въ ея новой должности было разрѣшеніе затрудненія, которое совершенно не давалось мнѣ. Вотъ въ чемъ оно заключалось: неоднократно сестра проводила по грифельной доскѣ какую-то фигуру, которая смутно напоминала букву Т, и усиленно указывала намъ на нее, убѣдительно прося о чемъ-то. Я тщетно приносилъ всѣ предметы, названія которыхъ начинались съ этой буквы. Наконецъ мнѣ пришло въ голову, что фигура похожа на молотокъ, и, когда я прокричалъ въ ухо сестры это слово, она стала колотить по столу и выразила мимикой свое согласіе. Послѣ того я приносилъ къ ней всѣ наши молотки одинъ за другимъ, но безъ всякаго успѣха. Когда сестра замѣтила, что Бидди очень быстро ее понимаетъ, таинственный знакъ слова появился на грифельной доскѣ. Бидди задумчиво поглядѣла на доску, выслушала мои объясненія, задумчиво поглядѣла на сестру, на Джо и побѣжала въ кузницу, въ сопровожденіи Джо и меня.

— Ну, конечно! — вскричала Бидди съ радостнымъ лицомъ: Развѣ вы не видите? Это онъ!

Орликъ, безъ сомнѣнія. Она забыла его имя и могла только обозначить его молоткомъ. Мы сказали ему, зачѣмъ зовемъ его въ кухню, и онъ медленно положилъ молотъ, обтеръ лобъ сначала рукавомъ, затѣмъ фартукомъ и, неуклюже шагая, согнувъ по обыкновенію колѣни, вошелъ въ комнату.

Сознаюсь, что я ждалъ, что сестра обличитъ его, какъ злодѣя, и былъ разочарованъ, такъ какъ поведеніе ея было, напротивъ, совершенно дружелюбное. Она выказала величайшее желаніе быть съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ, очевидно, была очень довольна, что его наконецъ привели и показывала знаками, что желаетъ, чтобы его чѣмъ-нибудь угостили. Послѣ этого рѣдкій день проходилъ, чтобы она не рисовала молотка на грифельной доскѣ и чтобы Орликъ, неуклюже переставляя ноги, не входилъ къ намъ и не стоялъ передъ ней нахмурясь, точно такъ же мало понимая, чего отъ него хотятъ, какъ и я.

ГЛАВА XV

Итакъ я втянулся въ свое изученье кузнечнаго ремесла, и однообразіе занятій нарушилось только наступленіемъ дня моего рожденія и вторичнымъ визитомъ къ миссъ Гавишамъ.

Я нашелъ миссъ Сару Покетъ при исполненіи обязанностей привратницы; я нашелъ миссъ Гавишамъ совсѣмъ такою же, какою ее оставилъ, и она говорила то же самое про Эстеллу и въ тѣхъ же самыхъ выраженіяхъ.

Свиданіе длилось нѣсколько минутъ, и, когда я уходилъ, она дала мнѣ гинею и велѣла опять приходить въ слѣдующій день рожденія. Замѣчу уже тутъ кстати, что посѣщеніе миссъ Гавишамъ сдѣлалось для меня ежегоднымъ обычаемъ. Я пытался было отказаться отъ гинеи въ первый разъ, но это привело только къ тому, что она очень сердито спросила, не хочу ли я получить больше.

Послѣ того, конечно, я пересталъ отказываться.

Время шло, и я продолжалъ въ душѣ ненавидѣть свое ремесло и стыдиться своего дома. Мало-по-малу однако я замѣтилъ перемѣну въ Бидди. Она не была красавица, — она была простая дѣвушка и не могла быть похожа на Эстеллу, — но она была миловидна, здорова и кротка. Она вела прекрасно все хозяйство въ нашемъ домѣ и была очень опрятна, всегда хорошо причесана и чисто одѣта. Я рѣшилъ сдѣлать Бидди повѣренной своей тайны.

— Бидди, сказалъ я ей однажды въ воскресенье, гуляя съ нею вдоль рѣки и взявъ съ нее слово хранить мою тайну, — я хочу быть джентельменомъ.

— О! я бы этого вовсе не хотѣла, на вашемъ мѣстѣ! — отвѣчала она. — Я не думаю, что это для васъ подходящее дѣло.

— Бидди, — произнесъ я не безъ строгости, — у меня есть особыя причины желать быть джентльменомъ.

— Вамъ лучше знать, Пипъ; но развѣ вамъ не кажется, что вы и такъ счастливы.

— Бидди, — вскричалъ я нетерпѣливо, — я вовсе не счастливъ. Мнѣ не по душѣ ни моя жизнь, ни мое ремесло. Я не любилъ его съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ поступилъ въ ученье. Не говорите глупостей.

— Развѣ я сказала какую-нибудь глупость? — спросила Бидди, спокойно приподнимая брови. — Мнѣ очень жаль; я вовсе этого не хотѣла. Я только хотѣла, чтобы вы были счастливы и довольны.

— Ну, такъ помните разъ навсегда, что я не могу быть ни счастливъ, ни доволенъ и всегда буду несчастливъ, — слышите, Бидди, — если совершенно не измѣню образа жизни.