Блеск тела - [3]

Едва Ноги Шире покинула особняк Фруткова, неугомонный мобильник снова разразился веселой песенкой Дунаевского. Фрутков с опаской глянул номер. Пограничник! Легок на помине. Силовик! Генерал с золотым пистолетом и унитазом. И снова не вовремя!

– Как поживаешь, дрыщ? – прогудел Пограничник в сотовый, как в трубу.

После неприятного звонка Человека с Вертикали Фрутков был готов к грубому обращению. Он спросил:

– Можно узнать, товарищ генерал, по какому поводу «дрыщ»?

– «Сверкающий Могадишо»! Кстати, не знаешь, почему великолепный камень назвали именем какой-то уебанской деревни? «Сверкающий Могадишо»! Ты этот Могадишо видел?

Еще один коллекционер. Фрутков вздохнул.

– Вы были в Женеве?

– Там была моя жена, дрыщ! Ты ее видел, когда мы у вас в Питере на «Авроре» бухали в день рождения губернатора. Помнишь?

Фрутков вспомнил волевую женщину с противными ушами. «Нефертётя, так, кажется, ее звали в высших кругах. Точно. Нефертётя».

Пограничник безостановочно гудел в трубу:

– Начинай лгать, хуторянин. Мол, ничего не знаю, ни с кем не договаривался…

Фрутков попытался собрать в кучку разбегающиеся мысли. Пограничник – это, конечно, выпуклая личность, но Человек с Вертикали гораздо массивнее. В конце концов, он отдает приказы Пограничнику, а не наоборот. Значит…

– Зачем мне лгать, товарищ генерал? Я победил на аукционе и теперь бриллиант мой.

– Так-так-так… Не уважаешь наши доблестные органы? Я мог бы предложить тебе восемь «лимонов», а два оставшихся обсудим.

Звучало примирительно, но Фрутков был тверд.

– Органы уважаю, бриллиант не отдам!

Пограничник прощально прогудел:

– Ладно, дрыщ. Подумай об ответственности своего бизнеса. Налоги там… У тебя есть неделя. Потом я ни за что не ручаюсь. Долго говорить, времени у меня сейчас нет. Я должен вернуться к той куче дерьма, которую разгребаю с утра. Бывай!

Пограничник вернулся к дерьму, а Фрутков побрел на кухню, размером с Ладожское озеро, чтобы спокойно там подумать. Громадная белоснежная кухня всегда его успокаивала. Ее оформлял модный итальянский дизайнер, поэтому кухня была выполнена в средиземноморском стиле. Пол покрывала плитка, стилизованная под мозаику древнеримских бань. На стенах висели декоративные тарелки с южными пейзажами: оливковые рощи, пинии и кипарисы. Столешницы из розового каррарского мрамора. Ну, и все такое.

Фрутков налил себе кофе в фарфоровую чашку династии Цин, провел пальцем по тонкому волнистому краю. Отхлебнул. Кофе был хорош! Мягкий, без обычной горечи. Знаменитый «Черный бивень». Его производили в Таиланде. Пропускали зерна арабики через пищеварительный тракт слонов. Впрочем, лучше ничего не знать о тонкостях изготовления самого дорогого в мире кофе. Фрутков не знал.

– Вот придурки, ёпта! – сказал Фрутков своему отражению в натертом до зеркального сияния мраморе стола.

Он хотел добавить еще что-то ненормативное, но тут таиландский кофе из слоновьего дерьма напомнил ему о Куале и Лумпуре.

2. Тем же днем в Питере

После обеда в синем небе появились темные тучки. Бегая по своим делам, петербуржцы и гости города начали поглядывать вверх, ожидая, когда дождь примет решение и выйдет на работу. Но дождь все ленился.

Майор Траулько, сидя в своем кабинете, ленилась тоже. Вместо сухих протоколов на столе лежала груда печенек, разломанная на дольки молочная шоколадка и стояла чашка с чаем. Траулько была лакомкой. К тому же над ее головой висело эгоистическое руководство к действию: «Люби себя, наплюй на всех и в жизни ждет тебя успех!» В соответствии с этим указанием, Траулько, любя себя, подтачивала ногти пилкой. Майору была присуща миловидность. Не зря ее непосредственный начальник – подполковник Пучегоров, говорил в тесном кругу друзей: «Я бы с такой проснулся». Но Траулько была не такая. Для всего интимного у нее был свой собственный чёпожрать – муж-водитель «Газели» плюс две чёкупилы – дочери. Да еще вместе с ними жил мужнин брательник-алкаш с кучей судимостей и какая-то бабка. Тут далеко не разгуляешься.

Ухаживая за ногтями, Траулько обдумывала порученное задание. Она хорошо работала, иначе не дослужилась бы до звания «майор». Ведь если в полиции пить, прогуливать и, вообще, плевать на свои обязанности, можно стать максимум капитаном.

Траулько была присуща не только миловидность, но и последовательность, поэтому, закончив с ногтями, она попросила привести Манчестера. Старый жулик уселся на неудобный стул перед майором. Невысокий. Невыразительное лицо цвета прокисшего молока. Волосы, как ворс вытертого старого ковра. Усы, неряшливая бородка. Большая лысина. На бледных щеках красные пятна – свежие синяки.

– У тебя такой вид, Манчестер, будто тебя обстреляли разрывными помидорами, – улыбаясь, сказала Траулько. Она протянула ему измятую картонную коробку с картой Папиросно-Балтийского канала на крышке. Сама Траулько не курила, но держала дешевые папиросы для душевного разговора с задержанными.

Манчестер печально улыбнулся в ответ, показав худшие в России зубы.

– Вошел не в ту дверь.

Он закурил. Траулько открыла протокол, полистала.

– У меня другие данные. Вот тут сказано, что вчера ты со своим другом в чебуречной послал на три буквы президента и весь горячий народ одной маленькой кавказской республики. Или в пять букв? Давай уточним.