Блеск шелка - [173]

Слуги Зои встретили его настороженно, но проводили в прихожую с мозаичным полом и арочной дверью, ведущей в личные покои хозяйки. Константину пришлось настаивать на том, что он должен поговорить с ней наедине, и даже пригрозить слугам отлучением от Церкви. После прошлого визита они ему не доверяли.

Наконец на его пути остался лишь Анастасий.

– Я поговорю с ней наедине, – твердо произнес Константин. – Это ее право. Неужели ты откажешь ей в последнем причастии и соборовании? Как ты сможешь предстать перед Господом, если свершишь подобное?

Анастасий нехотя отступил, и Константин вошел в спальню, закрыв за собой дверь.

Гостиная, как всегда, была великолепна. В богато украшенных подставках горели светильники, заливая помещение уютным желтым светом. Казалось, что чудесную картину покрыли золотой пылью. Великолепное распятие висело на своем обычном месте. Оно было, как всегда, прекрасно, но Константину не нравилось. В нем было что-то варварское. Епископ чувствовал себя неуютно и глядел на распятие как на что-то непристойное.

Зоя сидела в огромном кресле спиной к одному из винно-красных, с вкраплением бронзовых нитей ковров. Она выбрала наряд дерзкого алого цвета. Он освежал ее лицо, которое выглядело не таким изможденно-бледным, как можно было бы ожидать, зная о ее болезни, и оттенял золотисто-карие глаза.

– Я знаю, что вы сделали, Зоя Хрисафес, – тихо произнес Константин. – И что планируете сделать.

– Неужели?

Она выглядела лишь слегка заинтригованной. Епископ наклонился ближе к ней.

– Здесь, на земле, невозможно знать, что уготовили нам небеса, – хрипло сказал он. – В этом и заключается смысл веры. Доверьтесь Господу, и Он даст вам все необходимое!

Зоя приподняла тонкие брови:

– Вы верите в это, епископ Константин?

– Я не просто в это верю, – ответил он. – Я знаю, что это так.

– Хотите сказать, что я не смогу на вас повлиять? – настойчиво продолжила допытываться Зоя.

– Никогда, – улыбнулся епископ.

– В вас такая вера! – произнесла она медленно, словно лаская.

– Да, вера моя крепка, – произнес Константин.

– Тогда почему же вы здесь?

Епископ почувствовал, как горит его лицо. Зоя чуть не поймала его.

– Чтобы спасти вашу душу! – ответил он.

– Но ведь вы сказали мне, что я ее уже потеряла, – напомнила Зоя. – Или вы все же собираетесь меня простить?

– Я могу это сделать, – сказал епископ, – если вы покаетесь и вернетесь, как послушная дочь, в лоно Церкви. Откажитесь от всего, что вы сказали в защиту союза с Римом, простите своих врагов, верните Церкви деньги, которые получили, и покоритесь. Проведите остаток дней в молитвах Пресвятой Богородице, и, возможно, к концу жизни вам удастся отмолить свои грехи.

– И все это я успею сделать до того, как Карл Анжуйский снова сожжет нас дотла? – уточнила Зоя с насмешливым недоверием.

– Все во власти Господней! – сказал Константин решительно. – Если вы покаетесь и смиритесь.

– Я вам не верю, – тихо сказала Зоя. – Мы сами должны себе помочь.

– Вы богохульствуете! – вскричал епископ в изумлении и ярости. – Господь поразит вас смертью!

Он поднял руку, указывая на Зою, тыча в нее пальцем, словно оружием.

Она смотрела на него, улыбаясь чуть кривовато – правая сторона ее лица еще не обрела былой подвижности.

– Ну, значит, мой лекарь вылечит меня… снова, – ответила Зоя. – В вашей власти разрушать и крушить, в его – восстанавливать. Подумайте об этом, епископ! Кто из вас двоих совершает более богоугодное деяние?

Рванувшись вперед, Константин схватил с ближайшего стула подушку и набросился на Зою, прижав мягкую плотную ткань к ее лицу. Женщина боролась, брыкалась, но евнух был вдвое тяжелее ее. Он навалился на нее сверху, выбивая воздух из легких, пока Зоя не задохнулась. Несколько отвратительных мгновений – и она перестала шевелиться. Ярость Константина схлынула, тело покрылось холодным пóтом. Он медленно выпрямился и посмотрел на Зою. Она распростерлась на полу, волосы спутались, туника задралась, оголив бедра. Он должен запомнить ее именно такой: сломленной, лишенной достоинства, одновременно волнующей и отвратительной в своей чувственности.

С трудом поборов отвращение, епископ пригладил ее волосы. Они оказались мягкими – такими мягкими, что он почти не ощущал их. Константин провел тыльной стороной ладони по ее щеке. Кожа была еще теплой.

Епископ содрогнулся. Это непристойно! Ему захотелось ударить Зою, сорвать один из огромных ковров и накрыть ее тело.

Но, конечно, ему не следует это делать. Он – епископ, исповедующий кающегося грешника на смертном одре.

Константин одернул ее тунику. Она была недостаточно длинной. По-прежнему создавалось впечатление, будто Зоя задрала ее, чтобы… Епископ не стал додумывать эту мысль. Физическое увечье огнем жгло его душу. Он приподнял ее ноги; тело Зои было тяжелым и теплым. Теперь Константину удалось расправить ее тунику как следует.

Он выпрямился. Его тело сотрясала дрожь.

Выждав несколько минут, епископ подошел к двери и открыл ее. Ему пришлось резко остановиться, иначе он врезался бы в Анастасия, стоявшего на пороге.

Константин посмотрел лекарю прямо в глаза:

– Она раскаялась во всех своих прегрешениях и спасла свою душу. Время возрадоваться! Зоя Хрисафес умерла преданной дочерью истинной Церкви. – Он набрал полные легкие воздуха, выравнивая дыхание. – Ее похоронят в Святой Софии. Я сам отслужу погребальную литургию.