Блеск и коварство Медичи - [25]

Первой отвела взгляд Изабелла. Она присела в глубоком реверансе, позволяя себе маленькую роскошь сделать его слишком глубоким и даже несколько вызывающим. Поднявшись, она произнесла беззаботным и ироничным тоном:

— Ваша светлость, высочайший и знаменитейший брат мой, великий герцог, я здесь, чтобы выразить вам глубочайшие соболезнования по поводу смерти нашего любимого отца и мои скромные поздравления по поводу наследования его титула и собственности.

Великий герцог кивнул. «На миг, — подумал он, — позволю ей поверить, что я принял ее экстравагантное поведение за чистую монету». Затем он перевел взгляд на дона Пьетро и донну Дианору. Поняв намек:, они тоже по спешили засвидетельствовать свое почтение.

— А теперь, — произнес великий герцог, — когда мы расставили статусы как положено, нам нужно поговорить с синьорой Камиллой.

— Я согласна, ваша светлость, — сказала Изабелла. — Синьора Камилла, что вы имели в виду, когда сказали, что у вас есть право на все, что он вам подарил? Что именно?

— Я должна сделать заявление, — проговорила Камилла. Голос ее дрожал. Столько Медичи сразу в одной комнате — у кого угодно задрожит голос. — У меня есть документы, письма — все это мое и останется моим, и я заставлю вас предстать перед судом, если вы попытаетесь у меня это отнять.

— Рыбачка, — произнесла Изабелла, сумев выразить все свое презрение в одном-единственном слове. — Кричит о суде. Это ожерелье, ваша светлость. Я помню его — оно принадлежало нашей матери.

— Так и есть. Я застал синьору Камиллу, когда она зашивала его в подол своей нижней рубашки.

Глаза Изабеллы сузились.

— Значит, она пыталась его украсть.

— Я его не крала! — Камилла отшатнулась от поддерживавших ее рук и сделала шаг вперед. Нужно отдать ей должное в том, что она была достаточно смела и совершенно не глупа. Она не могла сделать подобающий реверанс, поскольку была одета в не завязанную толком ночную сорочку, но неловко подогнула колени и качнула головой. — Эта вещь принадлежит мне, ваша светлость, это дар вашего отца.

— А те драгоценные камни, что ваша служанка срезала с красной юбки в другой комнате? Это тоже ваше?

— Да, ваша светлость.

Великий герцог подошел к открытому сундуку, уронил в него ожерелье и выудил оттуда шкатулку из резного полированного сандалового дерева. Откинул крышку. И снова вернулся в детство, в покои матери, где он стоял, вытянувшись по струнке, рядом с ней, в то время пока старый Бронзино[29] рисовал их портрет. Две нитки огромных жемчужин, которые были на ней, одна с драгоценным камнем, большим квадратным желтым бриллиантом, в золотом обрамлении, с покачивающейся жемчужиной в форме слезы. Тот же самый драгоценный камень, тот же дымчатый желтый бриллиант…

Он вытащил подвеску из шкатулки и поднял ее.

— А это? — голос его звучал опасно мягко.

— Я подарю это вам, ваша светлость, — произнесла Камилла. От страха она побледнела, но по-прежнему вела себя вызывающе. — Именно эту вещь, в память о вашей матери, великой герцогине.

Тут, безо всякого предупреждения, великий герцог отвел руку назад и наотмашь ударил Камиллу по губам с такой силой, что сбил ее с ног. Служанки вскрикнули. Одна из них попыталась бежать, но дон Пьетро поймал ее за руку, схватил за волосы другой рукой и повернул голову в сторону, как крестьянки сворачивают шею курицам. Послышался хруст. Женщина рухнула на пол, как сломанная кукла; глаза ее слепо глядели в никуда.

Изабелла и Дианора крепче прижались друг к другу. Изабелла приобняла свою молодую кузину, словно пытаясь защитить.

Дон Пьетро захихикал.

— Хочешь, чтобы я всех тут прикончил, мой дорогой брат? — спросил он. — Как минимум, я совсем не прочь свернуть шею синьоре Камилле.

— Не сейчас, — великий герцог поднял руку. Кто-кто, но младший брат точно под его контролем. — Пойди найди священника для этой. И, раз уже мы заговорили о священниках, где кардинал? Он уже вернулся из Рима, чтобы быть у ложа нашего отца, но до сих пор не приступил к своим обязанностям.

— Он во дворце Питти, молится вместе с принцессой Иоанной, — ответила Изабелла. Кардинал был еще одним из оставшихся в живых их братьев, Фердинандо де Медичи, который был отдан в лоно церкви с тринадцатилетнего возраста. — То есть я хотела сказать, с ее светлостью великой герцогиней Иоанной. Набожность и общее горе сблизили их.

— Не сомневаюсь, — промолвил великий герцог. Ситуация осложнялась тем, что, пока Иоанне не удалось родить сына, Фердинандо считался наследником титула. Можно было подумать, что они станут по этой причине заклятыми врагами, но этого не случилось. Иоанна была такой набожной, что красная тиара Фердинандо просто ослепляла ее воображение. — Синьора Камилла, оденьтесь, как подобает, в самое простое платье. Ваши служанки могут помочь вам. Я выбрал место, где вы уединитесь, чтобы предаваться трауру.

— Вы не посмеете отправить меня в монастырь, — заявила она. На лице ее виднелась большая красная отметина, в уголке губ притаилось пятнышко крови, а глаза ее бегали, переводя взгляд с пасынка на тело лежащей на полу служанки и обратно. — Мне все равно, как вы себя называете, Франческо, принцем или великим герцогом, или же повелителем мира. Вы не мой повелитель, и я не стану вам подчиняться. Это мой дом, и я останусь здесь сколько пожелаю.