Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях - [24]

Лонни сделала паузу и посмотрела на меня.

— Папа считает, что ты не захочешь ехать.

Но ведь мама без нас не проживет!

— Наверное, в этот раз ей сильно достанется от отца, — пробормотал я.

— Нет.

Лонни состроила гримасу, как будто я сказал что-то смешное.

— Если ее не заберут в сумасшедший дом, то она сможет переехать к своей матери — папа так говорит. Дэвид, ты должен нас поддержать.

Но Лонни не знала, на что способен отец. Не ответив, я вернулся к себе и забрался на верх двухэтажной кровати. Вскоре ко мне вошел Сэм, и я притворился спящим. Подождал, а потом выглянул из-за края матраса и увидел, что он лежит, накрывшись с головой одеялом.

Мы что, всерьез собираемся бросить маму?

Ночью до меня донесся шорох шагов — две пары ног прошли по гостиной, а потом хлопнула дверца машины. Мотор «Рамблера» заурчал. Под колесами зашелестел гравий, и минивэн вырулил на дорогу. Что такое отец задумал?

Когда позднее, скрипнув, распахнулась входная дверь и мама своими птичьими шажками прошла по коридору, я выдохнул с облегчением. Она была жива! Я подкрался к их спальне и стал слушать.

— Ты хотел выкинуть меня из машины, — говорила мама. — Если бы я не заперла дверцу, ты мог меня убить. А я ждала тебя из тюрьмы и всегда поддерживала!

— Заткнись и спи, Тельма-Лу, — усталым голосом ответил отец.

Я вернулся в постель, и остаток ночи в доме было тихо. Мама с папой почти не разговаривали следующие несколько дней. И совсем не кричали.

Но плохое предчувствие не покидало меня.

* * *

Отец уволился из «Вудмен-страхования». Он продавал слишком мало полисов, а благодаря маме даже те, что ему удалось продать, так и не попали к клиентам.

— Мы банкроты, — сказал он нам.

Через пару дней отец нашел работу сварщика и стал снова ходить в рабочем комбинезоне. Подслушивая их разговоры с мамой в спальне, я узнал, что он обучился сварке в тюремной мастерской, чтобы всегда иметь возможность заработать на жизнь. Хоть папа и был отличным сварщиком, эту работу он ненавидел. Говорил, что достаточно умен, чтобы заниматься чем-то посерьезнее.

Каждый вечер, приняв душ, папа читал в газете объявления о поиске сотрудников. Как-то раз он вдруг подскочил на месте и закричал:

— Вот, это идеальная работа!

Он написал письмо, вложил его в конверт, запечатал и отвез на ближайшую почту.

Ответ пришел спустя месяц, когда в школе уже начались уроки. Утром я спустился в кухню, где мама с отцом тихонько говорили о чем-то. Мама подлила ему в кружку кофе и положила два куска сахару, как ему нравилось. Сэм с Салли сидели рядышком, ели свои «Фростед Флейкс» и смотрели на коробку из-под кукурузных хлопьев. Лонни в гостиной играла на фортепьяно. Я насыпал себе хлопьев, обводя всех глазами — напряжение так и витало в воздухе.

Допив кофе, отец сказал нам всем рассесться на диване. Мама села с нами.

— Мы возвращаемся в резервацию, — начал он. Лицо его было спокойно. — Но не в ЭПНГ. Я буду работать в службе безопасности БДИ, Бюро по делам индейцев, в Форт-Дефайнс, Аризона. Свободных государственных домов в поселке для тех, кто не из племени навахо, сейчас нет, но мы снимем себе жилье возле резервации, в Гэллапе, а я буду ездить в Форт-Дефайнс.

На следующий день отец позвал меня покататься на нашем «Рамблере». Когда мы выехали за пределы города, он свернул на обочину и остановился.

— Лонни говорит, ты жалеешь мать и хочешь остаться с ней.

Он протянул руку и схватил меня за шею сзади.

— Но у тебя ничего не выйдет. Когда придет время, мы бросим ее, и ты поедешь с нами со всеми. Ты понял — или это придется вбить в твою тупую голову?

Он сжал пальцы еще сильней и потряс меня, прежде чем отпустить.

Я, не поворачивая головы, смотрел в окно, пока отец, включив передачу, выезжал обратно на дорогу. Весь обратный путь мы оба молчали.

У мамы не осталось шансов.

Часть вторая. Гэллап, 1961

Сувенирная лавка на шоссе 66 в Гэллапе, Нью-Мехико, 1965.

Глава 11

В день переезда мы грузили вещи в прицеп молча, только мама продолжала плакать и жаловаться. Пожитков у нас оказалось немного. Отец продал большую часть мебели, чтобы расплатиться с долгами, — остался только красный диван. Пианино тоже пришлось продать.

Салли одной рукой цеплялась за ногу Лонни, а второй прижимала к груди свою куклу.

— Все будет хорошо, — шептала Лонни ей на ухо. — Я о тебе позабочусь.

Сэм дожидался на дороге со своей бейсбольной битой, мячом и рукавицей.

Я в последний раз окинул взглядом нашу улицу и бульвар Ломас, по которому мимо нас пролетали машины. Я буду скучать по Альбукерке и по тем людям, которым доставлял газеты. В школе учителя помогли мне обзавестись очками и научили лучше читать и писать. Они говорили, что и у умных детей бывает дислексия. А теперь придется начинать все сначала — опять.

Отец погудел, торопя нас садиться в машину. Мы вчетвером спешно забрались назад, чтобы он не вылез и не затолкал нас силой. Мама уже сидела на пассажирском сиденье, промокая глаза бумажной салфеткой. Никто из соседей не пришел с нами проститься, и мы тронулись с места, волоча за собой шаткий зеленый прицеп.

Мы продержались в Альбукерке всего год. Сейчас Лонни было тринадцать, мне девять, Сэму семь, а Салли четыре.