Блаватская - [177]

Индивидуальное обучение на раннем этапе могло осуществиться путем переписки со старыми членами общества. <…>

Тогда в самые радостные времена даже не мечтали о том, что наше общество будет иметь американское, индийское, европейское отделения, а также много других представительств почти в каждой большой стране. Нам казалось, что все, на что можно рассчитывать, это существование небольшой группы преданных последователей, честных учеников, которые поддерживали бы искры оккультного учения до последней четверти XX века, когда наступит новая фаза развития. <…> Но прошло не так много лет, и хотя они лишили нас нашего Учителя в его земном обличье, мы получили другой опыт; нас заставили осознать, как мы ошиблись в расчете, что за нашим движением стоит сила спиритизма.

С каждым днем становится все очевиднее, что теософия в ее широком понимании не является исключительной привилегией кучки избранных, а представляет собой щедрый подарок всему, что связано с гуманностью, и что она влияет на современную мысль, что она должна выжить, как мощный фактор в борьбе с пессимистическим материализмом наших дней.

Поскольку я была в самых близких отношениях с Блаватской, естественно, мне приходилось бывать и свидетельницей многих явлений, связанных с „феноменом“. Одно из них я наблюдала довольно регулярно на протяжении долгого периода времени. Оно меня очень убедило в том, что она ведьма, что ею кто-то невидимо руководит.

С самой первой ночи, которую я провела в ее комнате, и до последней я регулярно слышала равномерные постукивания по столу, раздававшиеся в непосредственной близости от нее. Они обычно раздавались начиная с десяти часов вечера и заканчивались около шести часов утра, с интервалом в десять минут. Они были резкими, отчетливыми и слышны были только в данный определенный отрезок времени. Иногда я специально клала перед собой часы, и каждый раз ровно через десять минут раздавалось регулярное постукивание. Это происходило независимо от того, спала ли в это время Блаватская или нет.

Когда я просила объяснить мне происхождение этих постукиваний, мне говорилось, что этот эффект служит своего рода телеграфом и является своеобразным средством связи между ней и Учителями и что они, очевидно, ведут наблюдение за ее телом в то время, когда оно покидает астрал.

В этой связи я могу упомянуть еще об одном случае, который доказывает, что в ее окружении были некоторые агенты, сущность и действия которых невозможно объяснить с точки зрения существующих законов природы.

Я уже говорила о том, что Блаватская имела обыкновение читать перед сном русские газеты и редко гасила свет ранее полуночи. И хотя между кроватью и лампой стоял экран, сильный поток света от лампы, отражаясь от потолка и стен, часто мешал мне отдыхать. Однажды ночью эта лампа вдруг сама собой зажглась, как только часы пробили час. Мне не спалось, а Блаватская мирно спала, глубоко и ровно дыша. Я поднялась, медленно подошла к лампе и выключила ее. Слабый лунный свет освещал спальню, он шел из кабинета, дверь которого была приоткрыта. Я погасила лампу и вернулась назад, но вдруг она снова зажглась, ярко осветив комнату. Я подумала: какая странная лампа, наверное, пружинка не в порядке. Снова подошла к лампе, поднесла руку к пружинке и долго наблюдала ее свечение, пока оно не пропало, и только тогда опустила руку. Буквально через минуту лампа опять зажглась таким же ярким светом. Это меня очень озадачило, и я решила не отходить от нее, пусть на это потребуется целая ночь, пока не найду объяснение необычному явлению. В третий раз я сжала пружинку и поворачивала ее до тех пор, пока свет не исчез, а потом отпустила, чтобы посмотреть, что же будет. И в третий раз лампа зажглась, но на этот раз я увидала коричневую руку, которая медленно поворачивала лампочку. И поскольку я была знакома с действиями астральных сил и астральных сущностей на физическом плане, для меня не представило труда прийти к заключению, что это была за рука, и, отгадав причину, по которой лампа снова загорелась, я пошла спать.

Однако всю ночь меня мучили сомнения и одолевало любопытство. Мне хотелось побольше узнать, и я стала звать: „Мадам Блаватская!“, потом еще громче: „Мадам Блаватская!“ и вдруг в ответ я услыхала крик: „Сердце! Сердце! Графиня, вы чуть не убили меня!“ — а потом опять: „Сердце! Сердце!“. Я подбежала к кровати. „Я была с Учителем, — прошептала она. — Зачем вы меня отозвали?“ Меня обеспокоило то, что ее сердце билось под моей рукой учащенно. Я дала ей выпить наперстника и посидела до тех пор, пока симптомы не исчезли и она не успокоилась.

Потом она мне рассказала, как полковник Олкотт вот так же чуть не убил ее, неожиданно окликнув ее в то время, когда она пребывала в астрале. Она взяла с меня обещание, что я никогда больше не буду экспериментировать таким образом. Я ей такое обещание дала, принеся извинения, что причинила ей страдание.

Но возникает вопрос: почему она, обладая силой облегчать страдания другим, сама страдала? Почему, выполняя столь важное задание, работая ежедневно по многу часов в день, что требовало хорошего здоровья, почему она пальцем не пошевелила для того, чтобы снять с себя слабость и боль, которые были присущи обычному человеку?