Блаватская - [175]

В дополнение к моему собственному отчету об этом трудном времени я могу процитировать также высказывания мистера Синнетта об этом периоде, включенные в его работу „Эпизоды из жизни мадам Блаватской“.

„Целых две недели, — говорит он, — смятение чувств мадам Блаватской не позволяло ей работать. Ее вулканический темперамент сослужил ей плохую службу. Письма, заявления, протесты, на которые она тратила всю свою энергию в течение этих двух жутких недель, почти никого из холодной публики, не симпатизирующей ей, не заставили поверить в ее правоту, и не стоит заострять на них внимание. Я заставил ее сменить тон в одном из протестов, чтобы я смог включить его в памфлет, который собирался издать в конце января. Я хотел правильно показать причины ее негодования для того, чтобы она была понята ее близкими друзьями. Ее тон мог вызвать в непосвященном человеке ощущение жажды реванша, готовности к свирепой мести. И только те, кто хорошо ее знал, а это было всего с полдесятка человек из ее близкого окружения, кто уже видел ее в подобных бурных состояниях, были уверены, что если бы ее враги вдруг попали ей в руки, то ненависть ее к ним лопнула бы как мыльный пузырь“.

В заключение данного разговора я хотела бы с вашего разрешения процитировать мое собственное письмо мистеру Синнетту. Оно было опубликовано в его книге „Эпизоды из жизни мадам Блаватской“ и в американской газете. В нем я суммировала свои впечатления о своем пребывании в Вюрцбурге. Я опущу первый абзац, чтобы не повторять то, о чем уж писала выше: „Понаслышавшись различных абсурдных слухов о Блаватской, о том, что она занимается черной магией, мошенничеством и ложью, я пошла к ней с ясным умом и уверенностью, что не поддамся ее оккультному влиянию до тех пор, пока не получу достаточных доказательств, которые бы заставили меня ей поверить. Мои глаза были открыты, и я была честна в своих выводах, здравый смысл не позволил бы мне считать ее виновной без доказательств, но если бы эти доказательства обнаружились, мое чувство собственного достоинства не позволило бы мне остаться в обществе, основоположницей которого является обманщица и трюкачка. Таким образом, я полностью была настроена на исследование и стремление добиться правды.

Я провела несколько месяцев с мадам Блаватской. Мы жили с ней в одной комнате и были вместе утром, днем и вечером. У меня был доступ ко всем ее коробкам и ящикам. Я читала письма, которые к ней приходили и которые писала она сама, и теперь могу открыто и честно заявить, что мне стыдно, что когда-то подозревала ее. Я считаю ее честной и правдивой женщиной, преданной до самой смерти своему Учителю и делу, которому она принесла в жертву свое положение, здоровье и карьеру. Я абсолютно не сомневаюсь, что она приносила эти жертвы, я видела тому доказательства. Некоторые из них подтверждаются документами, и подлинность их несомненна.

С общепринятой точки зрения, мадам Блаватская — несчастная женщина, непризнанная, подозреваемая и обруганная многими. Но если взять более высокую точку отсчета, она обладает необычным даром и никакие оскорбления не могут лишить ее тех способностей, которые ей даны. Она знает границу многих вещей, которые известны только нескольким из смертных, и находится в непосредственном контакте с конкретными восточными адептами.

Принимая во внимание огромные знания, которыми она обладает и которые распространяются далеко за пределы видимой части природы, остается только пожалеть, что все неприятности и суды отвлекают ее от того, чтобы дать миру необходимую информацию в полном объеме. Что она и хочет сделать, если ее оставят в покое.

Даже большая работа, которой она сейчас занята, ‘Тайная доктрина’, наталкивается на препятствия, оскорбительные письма и другие досаждающие факторы, что имело место этой зимой. Нужно иметь в виду, что Блаватская не полностью адепт и не претендует на это, и потому, несмотря на все знания, она также чувствительна к оскорблениям и подозрениям, как и любая другая утонченная женщина, которая бы находилась на ее месте.

‘Тайная доктрина’ будет грандиозной работой. Мне посчастливилось присутствовать при ее рождении, читать рукописи и быть свидетельницей того оккультного пути, по которому она получала информацию.

В последнее время я слышала от людей, считающих себя ‘теософами’, высказывания, которые удивляли и огорчали меня. Некоторые из них говорили следующее: ‘Если бы было доказано, что махатмы не существуют, то тогда не нужно бы было доказывать истинность теософии’. Такие или похожие рассуждения можно было услышать в Германии, Англии, Америке. С моей точки зрения, они неверны. Во-первых, если б не существовало махатм или адептов — иными словами, личностей, которые в развитии человеческой эволюции смогли соединить свою личность с шестым принципом Вселенной (Вселенной Христа), тогда бы и обучение системе, которая была названа теософией, было ошибочно. Существовал бы разрыв в линии прогресса, который было бы объяснить труднее, чем недостающее звено в теории Дарвина. Они, видимо, забывают, что сами связывают существование Теософического общества с адептами, что без адептов не было бы и самого общества, как и таких работ, а также других ценных теософских публикаций, когда-либо написанных. И если в будущем мы закроемся от махатм и останемся только с нашими собственными источниками, мы вскоре обнаружим, что блуждаем в лабиринтах метафизических размышлений. Нужно предоставить науке и философии возможность продолжать разрабатывать теории, и при получении информации, которая содержится в книгах, теософия пойдет дальше и получит знания от прямого внешнего источника.