Блатные сказочки - [12]

Так оно и было, конечно, да мало кто знает как. Однако я эту тайну разгадал. Выпросил я у бойца газетку на подтирку и, сидя на очке, прочел в ней речь грозного прокурора. Зверем рыкающим, леопардом-ягуаром напал он на обреченных, в таких страстях обвинил, что я от страху иудейского с дыры встать не мог, так живот ослаб. А между прочим, сообщил ягуар-прокурор, что наш бывший начальничек при всем том, что он душегуб и отравитель, любил почитывать завлекательную литературу про трех мушкатеров. Тут я и задумался: к чему бы это помянуто, какой в том криминал? Хотя и много книг к прочтению запрещено свободы слова ради, но про мушкатеров вроде бы пока дозволяется... Стало быть, что-то в этом кроется. Думал я, думал, и сложилась в моем уме такая разгадка. Начну ее издалека.

...Идет себе Ваня по улице. День летний, выходной, утро веселое, солнышко сияет, легко на душе. Идет наш рабочий парень Ваня и жизни радуется. Мечтает, как хорошо ему сегодня будет: зайдет он сейчас в магазин, купит мерзавчик, примет его за завтраком, потом наденет праздничный костюм, рубашку-косоворотку, сапоги гармошкой и направится прямиком в парк культуры и отдыха. А там, в парке, экая раскрасотища: цветы на клумбах, аллейки липовые, на скамеечках сидят девчата в ситцевых платьицах и шелковых косыночках, на пруду граждане в лодочках катаются, в павильоне пивом и мороженым торгуют, музыка играет - радуйся, пролетарий! Ну, как тут жизнь не благодарить?

Идет Ваня, и все ему нравится, и люди все такие хорошие, добрые, как он сам. Идет, улыбается, шутит со встречными. Девчонка прошла, Ваня ей: «Эй ты, курносая!» Смеется дивчина, и Ваня рад. На углу у трамвайной остановки чистильщик сапог сидит, усатый ассириец: «Чищим-блищим-лакируем всем рабочим и буржуям!» Буржуи повывелись, а рабочий класс сам себе обувку драит, вот и сидит чистильщик без дела, газетку почитывает. Ваня и с ним пошутил: «Почем нынче гуталин?» - и смеется от телячьего восторга, уж больно ловко получилось.

Так-то вот живем мы, простота, жизни радуемся и ничего-то кругом себя не видим. Не заметил Ваня-бедолага, что стоит возле трамвайной остановочки некий гражданин в клетчатой кепочке и рубашечке-футболочке, этакий физкультурник, будто бы трамвая ждет. Трамваи приходят, а он ни в один не садится. Услыхал он Ванины слова, остановил работягу и предъявляет красную книжицу. У Вани солнышко в глазах померкло. «Да что ты? - говорит. - Я же ничего!» - «Ты что про гуталин сказал?» - «Ну сказал, чего ты привязался!» - «Видишь?» - показывает секретный агент. Видит Ваня - у чистильщика в руках газета, а на газете портрет с усами. «Так что, - говорит агент, - ты развел агитацию против...» - не решился досказать, против кого, но и так ясно. «Да я же не против кого, я про этот, как его... чем сапоги мажут!» - «Все ясно. Пошли!»

Эх, горе-лихо! Жил человечек, никому не мешал, всем добр был и - цап-царап за шиворот. Прощай, мерзавчик, прощай, парк культуры, пивка кружка и Маруся в косыночке, прощай, рабочая воля!

Пропадать бы Ване-бедолаге, да тут чистильщик газетку отложил и на них глянул. Тут оба, агент и задержанный, рты разинули: смотрит на них не чистильщик, а сам Великий Гуталинщик! Ус расправил и говорит агенту: «Атпусти ево. Зачем он тибе?» Агент зенки вылупил: он самый, точь-в-точь как на портрете! «Да я... да как скажете, товарищ...» - а фамилию не посмел вымолвить - все будто во сне происходит.

Ваня видит такое дело, что Великий Гуталинщик его милует, в сторону подался, а тут трамвай, толкучка, не помнил как, сердяга, очутился в трамвае, неведомо куда едущем. Кружным путем добрался до дома: жара на улице, а у него зуб на зуб не попадает, дружки за ним заходили в парк культуры и отдыха звать, не пошел, сычем весь выходной просидел и после того целый месяц ходил хмурый, да годы молодые, отошел...

Так растерялся агент, что и задержанного выпустил, все смотрит на гуталинщика, глазам своим не верит. А тот этак улыбается, спрашивает: «Батыночки пачистым, дарагой?» - «Нет, что вы, товарищ...» - лепечет наружный агент. Рассудил, что надо обо всем доложить по начальству.

У добрых людей день выходной, а у блюстителей самая работа. Известно, гуляет в этот день глупый народ по разным местам, разговаривает промеж себя, тут дела и заворачиваются. Дежурный поначалу ничего не понял: «Кто сидит? Где сидит? На кого похож?» - «Не могу произнесть, только похож, как сам!» Послали другого агента, потолковее. Вернулся, сообщает: «Верно и странно. Я даже ботинки не решился у него почистить». Сходил дежурный начальник сам к трамвайной остановке, вернулся молчаливый и задумчивый. Что делать? Задержать? А если это его родственник? А если - не приведи Бог! - сам? Бывало же в прежние времена, по сказкам, что цари одевались под простеца, чтоб получше разведать своих подданных?

Позвонил начальнику выше. «Тут у нас интересная обстановочка!» А начальник повыше на дачу собрался, сердится, что мешают. «Ладно, - ворчит, - сейчас заеду». Подъехал на машине к трамвайной остановке. Там уже толпа собралась, смотрят, как гуталинщик драит башмаки какому-то смелому. «Да, обстановочка!» - только и сказал начальник повыше и сокрушился душой, что пропали на сегодня дача и свежий воздух.