Блатные из тридевятого царства - [51]

   Все складывалось ни так уж безнадежно. Мы, под присмотром четырех мужиков с пищалями, валяемся на земле. Рядом, метрах в десяти, пылает костер. Разбойнички накрывают стол, с губ стекает слюна. Ждать, когда откупорят флягу, осталось не долго. А тогда уже возможны варианты, главное руки освободить...

   Но атаман был иного мнения, никакие варианты, кроме собственных, его не устраивали. Прежде, чем начать пьянку, приказал примотать нас к соснам. Подчиненные Кривого проявили поразительный энтузиазм. Через минуту я был притянут веревкой к ближайшему дереву, да так, что любо дорого посмотреть, младенцев опытные мамаши пеленают с меньшей заботой. Рядом застыли Ванька с Васькой, чуть поодаль Антоха с Сорокой ну и далее по списку.

   Лишь когда очередь дошла до Федьки случилась небольшая заминка. Воспользовавшись темнотой и всеобщей суматохой, он сумел каким-то чудом освободить руки и кинулся в неравный бой. Помочь ему мог только Лёнька, единственный, кого еще не примотали к сосне. Но граф не шевельнулся.

   Заплясали длинные тени в пламени костра. Словно свора собак десяток разбойников кинулись на Подельника. Свалка получилась отменная, ком из человеческих тел катался по поляне из одного конца в другой. В его центре, отчаянно размахивая руками и ногами, бился Федька.

   Какое-то время кроме мощного пыхтения не было слышно ни звука. Но вскоре дикий вопль Подельника известил о конце схватки. Не успела осесть пыль после кучи-малы, Федор стоял уже возле меня в обнимку с соседней сосной. Пытаясь хоть как-то подбодрить друга, я прошептал:

   -- Ты как?

   -- Нормально, -- отдуваясь, ответил Подельник.

   -- А чего орал?

   -- Да понимаешь, Пахан, -- зло выдохнул Федор, -- они крутили-крутили меня, ломали-ломали, вдруг вижу перед носом задница. Думаю, укушу гада напоследок ... Своя оказалась...

   Покончив с Федькой, разбойники накинулись на Лёньку. И тут сволочная натура графа проявилась в полный рост. Едва цепкие пальцы коснулись графского тела, тот взвыл, словно пожарная серена, пугая лесное зверье на десятки верст в округе:

   -- Я не тот, я не этот! Я не с ними, они не со мной! Я все скажу, все! Господин Косой! Господин Косой!!!

   Бац! Донесся до нас хлесткий удар и следом Ленькины всхлипы.

   -- Чего дразнишься, -- насупился атаман, -- Кривой меня кличут и ни как иначе.

   -- Да, конечно, -- согласился Лёнька.

   -- Чего звал? -- полюбопытствовал Кривой.

   -- А бить больше не будете? -- пролепетал Лёнька.

   -- Еще как будем, -- пообещал атаман, доставая из-за голенища плетку.

   Граф заговорил. Рассказал кто мы и откуда. Указал местонахождение тайника, надеясь золотом купить свободу. Кривой лично выдрал с корнем седушку пролетки, под которой хранились княжеские червонцы. Но Леньки и этого показалось мало. Указав корявым пальцем на меня, он безжалостно заявил:

   -- Этот самый главный. Паханом зовут. Перво-наперво его повесить следует, остальных можно после.

   -- Ничего, -- ухмыльнулся атаман, пересчитывая червонцы, -- не баре, до утра потерпят. А ты, -- потрепал он графа по щеке, -- вижу парень не плохой. Как кличат-то?

   -- Леопольд, -- с готовностью ответил Лёнька.

   -- Эй, Косолапый, -- позвал атаман рослого разбойника, -- налить Леопольду, с нами гулять будет, заслужил.

   Довольные богатой добычей лесные пираты уселись пировать. Ветерок доносил запахи жареного мяса и сладкое чавканье двадцати глоток, которое изредка перебивал тоненький голосок захмелевшего Лёньки:

   -- Я, Леопольд!

   -- Знаю, -- смеялся атаман. -- Косолапый, налей гостю.

   После короткого затишья Лёнька опять напомнил о себе:

   -- Леопольд я!

   -- Помню, -- оскалился Кривой. -- Косолапый, чарку Леопольду!

   -- Н-нет, вы не п-поняли, -- еле ворочая языком, лепетал племянник Старобока. -- Я Леопольд де Билл, граф, наследник двух престолов...

   -- Эй, Косолапый, Леопольду больше не наливать, заговариваться начал.

   К рассвету пьянка пошла на убыль. Часть разбойников, те, что пьяны в стельку, заснули на месте, вторая половина, пьяная в доску -- расползлась по поляне. Атаман сумел добраться до избушки.

   В воздухе повеяло прохладой. Близилось утро. Все чаще слышен звонкий пересвист лесных пичуг, радовавшихся новому дню. Я дышал полной грудью, копил силы, чтоб мужественно глянуть смерти в глаза. Господь от плахи уберег, а от петли видно не судьба...

   -- Слышь, Пахан, -- зашептал Васька, -- может уже пора?

   -- Чего пора? -- не понял я.

   -- Ну, это, стрелку забивать.

   -- Да чего там, -- вмешался Ванька. -- Давай, Пахан, нынче без стрелки обойдемся, сразу рожи всем разобьем.

   -- Вы чего, -- ошалел я от наглости братьев, -- а веревки?

   -- Подумаешь, -- фыркнул Васька и напряг мускулы. Случилось чудо, путы лопнули как нитки. Мне чуть дурно не сделалось, показалось, что с ума схожу.

   -- Где вы раньше были?! -- Зарычал я, еле сдерживая восторг.

   -- Так команды твоей ждали. Боялись планы командирские сорвать, вдруг чего другое замыслил.

   -- Мы, ежели, что, обратно охомутаемся, -- поддержал брата, освободившейся секундой позже Ванька. -- Подождем коли надо. Обидно только, эти поганцы проснуться и дожрут наш провиант, потом завтракать нечем будет.