Блатные из тридевятого царства - [48]

   -- Выдающийся человек.

   -- А то, иной раз такое изречет, что сам осмыслить не может.

   -- Вот и я о том же. Староват Белобород. Это между нами, как интеллигент интеллигенту говорю. Того гляди, Богу душу отдаст, а дочка разборчивая шибко. К женихам, как ёж к кактусу присматривается. Познатней выбирает, ученого ей подавай, чтоб за границей известен был. Посему видать единолично, без мужа княжить собралась. Эх, такое княжество и без присмотра останется, под слабой женской рукой...

   Ленька заерзал, сначала медленно, неосознанно, чуть позже в полную силу. Трава под задницей задымилась. Его больше и уговаривать не пришлось, сам петлю на шее затянул.

   -- Слышь, Пахан, а ежели мне попробовать? Замолви словечко перед Белобородом, век не забуду! Как править начну пол сундука золота из княжеских подвалов жалую, да чего там -- сундук.

   -- Ну не знаю, поговорю, конечно. А, может, не надо господин граф, -- заговорила во мне совесть. -- Рода ты знатного и в Европе свой человек. Такого жениха любой князь с руками оторвет. Вдруг невеста дурой окажется, или уродиной какой, потом будешь обижаться...

   -- Да хрен с ней с невестой! -- запричитал Ленька. -- Годик ради княжества и с лягушкой пожить можно. А уж опосля! В монастырь сошлю, выпорю для порядка и в монашки.

   -- Смотри, -- кивнул я, -- тебе жить, ни мне. Как солнце за церковь зайдет, надевай лучший мундир, свататься пойдем.

   До заката Ленька не вытерпел и уже через час красовался в парадной форме. Напялил парик, за неимением пудры посыпал его мукой. Заплату на штанине замазал дегтям и стоял, качался, что одуванчик, дунь -- рассыплется.

   Едва коровы потянулись с пастбищ в родные сараи, тронулись в путь и мы. Всей ватагой. Румяные умытые, граф бледный -- толи от волнения, толи от избытка муки. У городских ворот бояре в расписных камзолах преподнесли хлеб соль. Проводили до княжеских хором. На крыльце Белобород в ожидании истомился. Ухватив Лёньку за локоть, я выбрался вперед:

   -- Ваша Светлость! Досточтимый граф Леопольд де Билл изволит просить руки вашей дочери.

   -- Изволит!!! -- расплылся в счастливой улыбке князь.

   -- Изволю, -- глупо кивнул Лёнька.

   -- Каталина, душа моя, поть суды, пока их милость не передумала, -- засуетился Белобород, выпуская вперед дочь.

   Словно ледокол, расшвыривая широким бюстом столпившихся у крыльца людей, к нам спустилась невеста. Оглядев жениха с ног до головы, она кивнула отцу:

   -- Я бы, папенька, за кого-нибудь из энтих пошла, -- мизинец княжны указал на Ваньку с Васькой. -- А лучше за обоих сразу. Граф у них какой-то не свежий, замученный. Пока ночью в постели сыщешь, утро настанет.

   -- Каталина! -- повысил голос князь.

   -- Ах, сударыня! -- засуетился Лёнька. -- Найти меня очень даже легко, я завсегда сплю у стенки, свернувшись калачиком. -- Граф шаркнул ножкой, поклонился на французский манер и перешел с русского на иноземный, надеясь поразить будущую супругу могучим интеллектом. -- Шпрехен зи дойч? Парле франце? Мадам, месье...

   -- Чего уж, -- прервала эти потуги Каталина, -- пойдем, не век же в девках куковать. -- Схватила нежной пятерней бедного Леньку за шиворот и потащила к алтарю.

   Если о ладных и добротных девках принято говорить -- кровь с молоком, то Каталину, без всяких натяжек, можно отнести к женщинам, настоянным на той же смеси, только с добавлением дрожжей. Объем груди сантиметров сто сорок, объем второй груди -- примерно такой же. Не красавица, но и до страшилки далеко, просто кость широкая, да живот, пожалуй, слишком далек от плоского. А если походку утиную исправить, то и по улице рука об руку пройтись не стыдно будет.

   Церемонию бракосочетания упростили до минимума. Через тридцать минут уже сидели за столами. К слову сказать, не поскупился Белобород на угощение. Брага льется рекой, закуски -- на неделю и главное все счастливы. Дипломатия, однако!

   В разгар свадебного застолья невесте сделалось дурно. Две вездесущие старухи подхватили молодую под руки и увели к лекарю.

   -- То от волнения перед первой брачной ночью, от счастья и любви, -- просветил Лёньку тесть. -- С бабами такое завсегда бывает.

   Захмелевшему Лёньке было глубоко начхать на проблемы любимой супруги, помутневшими глазами он с вожделением косился на княжеский трон. Прибежавший лекарь вернул графа с облаков на землю.

   -- Поздравляю сударь, вы стали отцом, у вас родилась дочь!

   -- Но позвольте... -- начал трезветь Лёнька.

   -- Не позволю! -- вмешался Белобород, наполняя ковш зятя отборным первачом. -- Выпей, родимый, полегчает. Счастье-то, какое! Внучкой одарили! Ох, проказник, -- обнял князь свежеиспеченного папашу. -- Ох, ловок! Так дальше пойдет, через неделю наследника сделаете!

   -- Да я даже пальцем...

   -- И не надо. Ты пей, сынок! За дочку! За Дарью Леонидовну! Пей, родимый!

   И Лёнька пил, а что ему оставалось делать? Я б на его месте тоже напился. Ох, и тяжела ж ты шапка Мономаха.

   На Руси утро после свадьбы вряд ли у кого повернется язык назвать добрым. Такова традиция. Наши дела в Больших Поганках сложились как нельзя лучше. Все счастливы и довольны. Пора и честь знать. На прощание нам подарили флягу медовухи и поднесли каждому по чарке браги. Я удостоился особой чести. Невеста изъявила желание опохмелить лично. Вид у Каталины после первой брачно-родовой ночи был неважный, но все же намного лучше, чем перед алтарем. Живот заметно опал, личико порозовело, улучшилась походка. Я из вежливости поинтересоваться самочувствием новорожденной.