Благородство поражения. Трагический герой в японской истории - [25]
К концу 900 года Митидзанэ получил письменное предупреждение от Миёси-но Киёцура, другого выдающегося ученого, который напоминал ему, что следующий год в астрологическом плане опасен, и советовал отказаться от своего поста и зажить спокойной столичной жизнью в отставке, покуда есть еще время.[131] Неясно, был ли этот совет вызван завистью (как считается в большинстве случаев), или искренним волнением Киёцура за безопасность старого собрата-ученого. Каковыми бы ни были истинные мотивы, Митидзанэ предпочел проигнорировать предупреждение и продолжал исполнять свои высокие обязанности Правого Министра и основного советника императора. По преданиям, в это время молодой император и его отец рассматривали возможность разрешения политически тупикового положения путем слияния постов Левого и Правого Министров и передачи Митидзанэ полного контроля над администрацией. Возможно, это был не более, чем слух, распускавшийся Фудзивара для разжигания еще большей неприязни к Митидзанэ. Как бы то ни было, его враги нанесли свой удар в самом начале следующего года.
Заговор против Митидзанэ, должно быть, планировался тщательно и втайне, так как и для него, и для Уда все было полной неожиданностью. Поскольку все документы, в которых описывались детали происходившего, были впоследствии уничтожены, мы не можем точно сказать, какие обвинения были выдвинуты в адрес Митидзанэ. По наиболее достоверным отчетам, Токихира тайно предупредил императора Дайго, что Митидзанэ, с согласия экс-императора, планирует низложить его, заменив собственным внуком, принцем Токиё,[132] и что, для предотвращения подобного несчастья крайне необходимо удалить старого министра из столицы безо всяких отлагательств. В типично хэйанской манере Токихира подкрепляет свои доводы ссылкой на солнечное затмение, наблюдавшееся несколькими неделями ранее. Это, как, якобы, сказал он молодому императору, было предвестником грядущих событий: так же, как луна (женский символ) заслонила солнце, так и Митидзанэ собирался использовать свою дочь, мать принца Токиё, для смещения правящего суверена.
Мнимый заговор почти наверняка был фикцией, созданной Фудзивара; Митидзанэ являлся лояльным слугой трона, и любой намек на замену своим зятем законного императора, которому он служил верой и правдой в качестве наставника и советчика, совершенно не соответствовал его характеру. Подобного рода схема могла бы, возможно, быть использована самими Фудзивара, если бы они сочли ее необходимой для их положения при дворе, хотя даже они предпочитали методы менее прямолинейные; однако то, чтобы подобное мог планировать человек с характером и убеждениями Митидзанэ, было совершеннейшей бессмыслицей.
И все же обвинение сработало. Каким-то образом императора, все еще неопытного семнадцатилетнего юношу, убедили, что опасность близка, и он, даже не посоветовавшись с отцом, согласился на предложение Токихира о выводе Митидзанэ из Большого Государственного Совета и назначении его на внештатную должность Главного Губернатора острова Кюсю — стандартная синекура для политических ссыльных того времени. Токихира договорился с Минамото-но Хикару о том, чтобы войска держали наготове, и все дворцовые строения тщательно охранялись. Поскольку Митидзанэ, пожилой ученый, вряд ли представлял какую-либо военную угрозу, назначение этого шага заключалось, вероятно, в том, чтобы придать правдоподобность готовящемуся «заговору» путем создания напряженной атмосферы, а также в пресечении возможностей связей с Уда и другими потенциальными сторонниками, которые могли поспешить ему на помощь. И действительно, прошло несколько дней, прежде чем бывший император откликнулся на позор своего друга; без сомнения, именно в это время Митидзанэ сочинил свой поэтический cri de coeur,[133] прося о помощи:
О высылке Митидзанэ было объявлено 16 февраля; император Уда смог прибыть во дворец для объяснений со своим сыном, молодым императором, лишь 21-го. По приезде ему было отказано в приеме высшим чиновником из Фудзивара и, прождав весь день, сидя на соломенной циновке у ворот дворца казначея, он в безутешном горе вернулся к себе в резиденцию. Неудачное вмешательство Уда лишило Митидзанэ последней надежды (впрочем — достаточно слабой), и он покорился своей судьбе. Понимая совершенно отчетливо, что он пал жертвой вопиющей несправедливости, он ни разу не предпринял даже малейшей попытки воспротивиться указу юного императора.
Вскоре после неудачного визита Уда, он двинулся по своему скорбному пути на Запад, сопровождаемый вооруженным эскортом.[134] Он был принужден сразу же расстаться с большей частью своей семьи. У Митидзанэ было двадцать три ребенка (немалое количество даже для самого убежденного конфуцианского патриарха), и, дабы предотвратить любую опасность с этой стороны, Фудзивара приказали задержать в столице его жену и дочерей, а сыновей снять с официальных постов и удалить в деревню. Только двум младшим его детям было разрешено сопровождать отца в ссылку, и им он адресовал следующую поэму о непрочности мирского успеха. Хотя она предназначалась «для успокоения моего маленького сына и дочери», языком для поэмы был избран классический китайский, что должно было несколько ослабить утешительное воздействие на детей:
