Благодать и закон. Толкование на Послание апостола Павла к римлянам - [14]

Современные комментаторы[74] отмечают, что словосочетание «скорбь и теснота» (θλΐψις και στενοχώρια) заимствовано из Книги пророка Исаии. В переводе Семидесяти Ис. 8:22 звучит так: «Взглянут вверх, на небеса, и посмотрят вниз, на землю; и вот – смута и тьма, скорбь и теснота (θλΐψις και στενοχώρια), и непроницаемая тьма». Кроме того, выражение «в тесноте и скорби» трижды встречается в книге Второзакония (Втор. 28:53, 55, 57 по переводу LXX[75]).

Говоря о том, что делающего злое ждет скорбь и теснота, а делающего доброе – слава, честь и мир, Павел продолжает мысли, выраженные Иисусом в поучении о Страшном суде (Мф. 25:31–46). Там речь шла о разделении на овец и козлов, которое Сын Человеческий осуществит, когда придет во славе. Критерием для отделения одних от других является, соответственно, наличие или отсутствие добрых дел. Религиозная или этническая принадлежность при этом не принимается во внимание. Точно так же и у Павла: у Бога нет лицеприятия, нет фаворитов; Его суд одинаков для всех.

Чтобы объяснить, каким образом функционирует эта высшая судебная система, Павел вводит понятие «закона» (νόμος), которое будет в Послании к Римлянам играть ключевую роль. В общей сложности оно встречается в этом послании 74 раз в главах со 2-й по 10-ю и затем в главе 13-й, однако наибольшая концентрация употребления этого термина наблюдается в главах 2-й (19 раз) и 7-й (23 раза)[76].

Павел начинает свое длинное рассуждение о законе, обнимающее в Послании к Римлянам 10 глав из 16, следующим рассуждением:

Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут; а те, которые под законом согрешили, по закону осудятся (потому что не слушатели закона праведны пред Богом, но исполнители закона оправданы будут, ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую) в день, когда, по благовествованию моему, Бог будет судить тайные дела человеков через Иисуса Христа (Рим. 2:12–16).

Текст, взятый в скобки в Синодальном русском переводе, представляет собой, по мнению некоторых исследователей, примечание, сделанное на полях рукописи переписчиком и впоследствии инкорпорированное в сам текст послания. Другие ученые считают, что столь длинный текст не мог быть примечанием, и предлагают иные варианты пунктуации, меняющие смысл текста[77]. В современном критическом издании опускается слово «когда» в последнем стихе, что придает тексту большую плавность и снимает необходимость помещать длинный отрывок внутрь скобок[78].

О каком законе идет речь в рассматриваемом тексте? Для человека, воспитанного в иудейской традиции, слово «закон» обозначало прежде всего закон Моисеев – совокупность религиозных, нравственных и судебных предписаний, зафиксированных в Пятикнижии, а также в толкованиях на него различных школ раввинов. Споры о понимании тех или иных аспектов закона Моисеева – постоянная тема четырех Евангелий. Весь конфликт между Иисусом и знатоками закона – книжниками и фарисеями – разворачивался вокруг этих предписаний, которые по-разному понимались Им и Его оппонентами.

Слова о слушателях и исполнителях закона имеют параллель в Послании Иакова: «Будьте же исполнители слова, а не слышатели только, обманывающие самих себя» (Иак. 1:22). Очевидно, Павел воспроизводит здесь максиму, имевшую широкое хождение в христианских кругах. Возможно, она восходит к тому противопоставлению между слышанием и исполнением, которое восходит к Самому Иисусу (Мф. 7:24–27; Лк. 11:28).

Закон Моисеев был дан израильскому народу. По каким нравственным критериям Бог будет судить язычников? Отвечая на этот вопрос, Павел развивает учение, которое для его читателей из иудейской среды могло показаться безусловным новшеством: о некоем врожденном законе, написанном в сердцах всех людей. Регулятором этого закона является совесть, которая позволяет каждому человеку различать между добром и злом, делая законное по природе (φύσει), а не по принуждению.

Здесь Павел оказывается близок Цицерону, который, ссылаясь на стоиков, определяет закон как «заложенный в природе высший разум, велящий нам совершать то, что совершать следует, и запрещающий противоположное»[79]. О законе, лежащем в основе мироздания, говорил и Филон Александрийский, утверждавший, что «мир созвучен закону и закон миру», а потому «муж законопослушный, будучи гражданином этого мира, исполняет в своих деяниях повеление природы, которая и лежит в основании устроения всего мира»[80].

Закон Моисеев в иудейской традиции воспринимался как богоустановленный: таким он представлен на страницах Ветхого Завета. Каково происхождение естественного закона, о котором говорит Павел? На этот вопрос он прямо не отвечает, но последующая христианская традиция отождествила его с тем нравственным чувством, которое Самим Творцом вложено в природу человека, созданного по образу Божию (Быт. 1:27). Это нравственное чувство, обозначаемое словом «совесть» (συνείδησης), роднит человека с Богом. Иными словами, естественный закон тоже имеет божественное происхождение.