Благодарю за любовь - [6]

От этих мыслей ему почему-то стало неуютно, это уже не были сладкие грезы о будущем великолепии. Но — сам виноват! Ни к чему было забираться в столь неприятные дебри будущего сейчас, накануне его главной победы. Надо это отбросить и забыть на время, да и природа приказывает встать — и он сейчас же встанет! Он резко затушил докуренную до фильтра сигарету, сбросил одеяло, одним движением поднялся с постели и пошел в свой крошечный туалет, совмещенный с душевой кабинкой. Ему пришлось четырежды сменить горячую воду на холодную, прежде чем он почувствовал себя окончательно проснувшимся. Он крепко растерся сначала щеткой, затем махровым полотенцем, и наконец все его тело разгорелось от бодро побежавшей по сосудам крови.

Выйдя в комнату и не одеваясь, он придирчиво оглядел себя в большом зеркале стенного шкафа и остался почти доволен: только белки глаз сохраняли желтоватый цвет вследствие выпитого за прошлую неделю вина, выкуренных лишних сигарет и наполовину бессонных ночей. И хотя для того чтобы покурить, ему каждый раз приходилось выходить на балкон из-за Регининой астмы, он все равно делал это непозволительно часто. В этот его приезд Регина была особенно истерична и непонятлива, и он ходил курить, чтобы сделать паузу в бесконечных разборках. Ох уж эти выяснения отношений! Не надо, не надо ей смотреть сериалы по телевизору! Но уже и то хорошо, что он не простудился, выходя на балкон так часто.

Виктор приготовил себе растворимый кофе, выпил подряд две чашки и выкурил с ними две законные утренние сигареты. Черт, вообще-то надо бы вообще сократить курение! Но ведь не прямо же сейчас… Включился приемник в будильнике, хотя он его и не настраивал с вечера, и запел голосом Леонтьева допотопный шлягер про вернисаж в Венеции.

Ах, вернисаж, ах, вернисаж!

Какой портрет, какой пейзаж!

Вот зимний вечер, летний зной,

А вот Венеция весной!

Он подсвистал певцу, и перед его внутренним зрением еще раз пронеслись утренние картинки… Он нажал на кнопку будильника, заставив Леонтьева замолчать, встал, огляделся, достал из шкафа куртку, шарф и снова взглянул на себя в зеркало; придирчиво осмотрев свое лицо, он пожевал губами, чтобы вернуть им яркий цвет и выразительность, затем продуманным небрежным движением накинул на шею очень длинный шарф темно-вишневого цвета, связанный когда- то Милочкой, его бывшей второй женой, надел теплую джинсовую куртку на меху, но не стал ее застегивать, перекинул через плечо ремень спортивной сумки и вышел из своей квартирки в общий коридор.

Запирая дверь на ключ, он почувствовал, что его левая нога зацепилась за что-то вроде проволоки. «Ругают меня за беспорядок в комнате, а сами развели бардак в коридоре!» — подумал он про уборщиц меблирашек. Он наклонился и постарался разглядеть в темноте, за что там зацепилась его нога. Рядом с его дверью стояло нечто похожее на большую автомобильную шину. «Что за чертовщина!» — подумал Виктор, наклонился, очень осторожно отцепил от штанины проволоку и только после этого перешел коридор, нашарил на стене выключатель и нажал на кнопку. Помигав, по всему коридору, через одну из экономии, неохотно зажглись неоновые лампы, и в их мертвенном голубом свете он увидел возле своей двери большой траурный венок из еловых веток и темно-красных роз. У него неприятно сжалось сердце. Соседям принесли заказ, наверное… Венок был перевит черной лентой, и в сумеречном свете он увидел на концах ленты, аккуратно сложенных в нижних еловых ветках русскую букву «Б». Он удивился: неужели у него есть русские соседи? Наклонился, кончиками пальцев вытянул концы ленты и увидел надпись золотыми буквами: БЛАГОДАРЮ — на одном конце и ЗА ЛЮБОВЬ — на другом. Так! Все ясно! Он скомкал концы ленты и засунул их между еловых веток, коля пальцы и чертыхаясь. И когда же она успела? Или она послала ему этот венок еще до его приезда в Берлин, а вчера, возвращаясь ночью, он его просто не заметил? Ну да, наверное, так и есть. Он выпрямился, подхватил венок под верхнюю дугу, как колесо, и понес его к выходу на лестницу. На ковровом покрытии коридора осталась горсть осыпавшихся иголок. Да, судя по всему, венок стоял тут уже не меньше недели. Ай да Регина!..

На лестничной площадке он остановился, решая куда отнести эту мерзость: тащиться к помойке с венком наперевес ему определенно не хотелось. Поразмыслив, он решил просто оставить венок на лестничной площадке — пускай убирают уборщицы, это их работа! Прислонив венок к стене, он спустился на лифте, вышел из подъезда дома и направился по Леопольдштрассе к станции метро. По дороге он стал вспоминать, что у него было намечено сделать после возвращения в Мюнхен: оплатить несколько счетов, позвонить Жанне и поговорить с ней о разводе. Но почти сразу же решил, что ничего из этого делать сегодня он не станет — настроения нет, а просто сядет за столик в какой-нибудь уютной пивной и там за пивом с сосисками поразмышляет о своих отношениях с Региной вообще и о ее нелепой затее с этим венком в частности. И придумает, как он должен отреагировать на ее выходку.

Он не спешил, поэтому спустился в метро и доехал с пересадкой до Восточного вокзала, чтобы посидеть в своей любимой вокзальной пивной. Он зашел в нее и занял столик у окна, выходившего прямо в помещение вокзала: здесь можно было сидеть одному в тишине и в то же время наблюдать через стекло за беззвучной вокзальной суетой. Получив заказанные сосиски и пиво, он сначала с аппетитом поел, потом заказал вторую кружку темного пива, закурил и вот только теперь стал анализировать свои отношения с Региной, чтобы понять: что же подтолкнуло ее на этот символический жест с похоронным венком? Одновременно он посылал серьезные заинтересованные взгляды симпатичной блондиночке, скучавшей над бокалом «шорли», смесью лимонада и пива, за соседним столиком. Он флиртовал машинально, почти неосознанно, просто так, для поддержания формы, а сам подробно и в деталях вспоминал их «историю любви» с Региной…