Блабериды - [76]

— Забываю.

— Забываю, — передразнила она. — У тебе, по-моему, закупорка слезного канала. Тебе надо желудок проверить.

В такие моменты Оля была очень красива. Ее голубые глаза казались почти черными из-за больших зрачков и оттого потусторонними.

— А какая связь?

— Возможно, канал забит из-за нарушения липидного обмена, а он бывает из-за проблем с желудком. И нужно поменьше пялиться в компьютер.

— Я читал скан на 57 страницах, все глаза сломал, — я высвободился от ее руки. — Мелко, а по краям вообще не разобрать. Это касается Филино.

— Я думала, ты уже написал про Филино.

— Не пишется что-то.

О звонке капитана Скрипки я не рассказал, как не рассказал о своём фиаско насчёт дамы с Рамштайном. Мне вообще не хотелось говорить о работе. Но Оля уже зацепилась:

— Не пишется, так брось. Ты какой-то мрачный последнее время. Раз перегорел, надо отложить. Хочешь глаза до 30 лет посадить?

— Я не перегорел. Наоборот, скорее. Просто… как-то… не знаю… Я не могу всё осмыслить. Слишком много неизвестных. Я вот думаю, может, с Братерским посоветоваться…

Оля резко оборвала:

— Опять этот Братерский. Ты же говорил, его посадили.

— Не посадили, а уголовное дело завели.

— Ну всё равно. И мне не нравится, что ты занимаешься этим Филино.

— И почему тебе это не нравится? — удивился я.

Олю прорвало.

— Ну потому что ты уезжаешь куда-то на выходные, потому что приходишь домой к девяти, потому что нервный стал.

— Я нервный ещё до свадьбы был. А так обычная работа. На выходные я мог просто к Димке поехать — причем тут вообще Филино?

— Ты думаешь об этом постоянно, мрачный стал и злой. Даже мама заметила. Вот послушай меня спокойно: ты хочешь написать о чём-то интересном, но вбил в голову теории, которые вообще ничем не подтверждаются.

— Я ищу подтверждения.

— Папа говорил, что в тех краях всегда люди болели, но не очень сильно, и проверяли их сто раз уже. Может быть, у них просто восприимчивость к каким-то заболеваниям.

— И ещё тысячекратный фон у «Зари», — огрызнулся я.

— Об это же нельзя написать. Ты же это понимаешь.

Я это понимал. И оттого вскипел.

— Да с чего вдруг нельзя-то? — я вскочил и попытался налить себе чай, расплескав заварку по гарнитуру под настороженный взгляд Вантуза. — Если на то пошло, это объективные данные, и если «Дирижабль» не рискнет их публиковать, я могу в своём фейсбуке разместить.

— Ну как тебе объяснить… — голос Оли потеплел, словно она уговаривала Ваську почистить зубы. — Мне правда кажется, что ты на пустом месте придумал эту проблему.

— На пустом месте?

— Ну да. Ты берешь какие-то факты и удобным тебе образом представляешь. Завтра ты узнаешь, что рядом упал метеорит и решишь, что это инопланетный вирус. Мне кажется, тебе просто хочется придумать эти историю. Извини, ну правда так кажется.

— Ну раз кажется, прекрасно. Это сразу всё проясняет.

— Не сердись. Я же знаю тебя. Ты нервничаешь именно поэтому. Ты сам не уверен…

— Слушай, а тебе никто не звонил? — спросил я.

— В смысле?

— Может, тебе уже папины друзья какие-нибудь позвонили? Передать что-то просили? Ну так скажи мне.

Оля помотала головой, и вид у неё был озадаченный. Тревожно заерзал Рикошет. Я почти кричал:

— Я вот тоже не понимаю, к чему этот разговор. Я не делаю сенсацию на пустом месте, я даже строки ещё не опубликовал. Когда буду уверен, напишу и выложу, вот тогда обсудим…

— Знаешь, — Оля тоже вспыхнула, — у одних получается, а других нет. Есть те, кому всё сходит. Они могут взятки давать, и пьяные ездить, и компроматы публиковать…

— И что же это за чудесные люди такие?

— Ну есть такая порода. А ты не такой.

— Какая это, интересно, порода? Это мы сейчас о Савве что ли говорим?

Оля удивилась:

— Причем тут Савва?

— Меня не покидает ощущение, что ты пытаешься меня с кем-то сравнивать. Типа, вот Савве бы всё сошло с рук…

— Да причем тут Савва? — Олины глаза заблестели. — Ты всё о нем думаешь? Я не это имела в виду.

— Не знаю, что ты имела в виду. И доказывать я ничего не буду. Есть у тебя какие-то кумиры — ну и чёрт с тобой. Меня не это волнует. Всё. Спокойной ночи.

— Ну зачем так-то? — услышал я за спиной.

* * *

Сначала было сумбурное видение, калейдоскоп которого набирал силу, пока меня не выбросило из сна. Так вылетает из шины застрявший в ней камень. Сон ещё продолжал мелькать в голове какое-то время, но быстро рассеялся без следа.

Было шесть утра. Назойливый солнечный клин подбирался к лицу. Я натянул на глаза угол простыни и запрокинул голову на подушке. Началось легкое головокружение, я погрузился в полусон, ощущая свое тело и крадущийся солнечный луч.

Потом начался сон, который сразу понравился мне геометрической четкостью домов. Я шёл вверх по улице, но скоро уже не шёл, а ехал в красных «Жигулях», которые почему-то очень нравились мне, ехали тихо и ловко, как тёщин «Мерседес». Зря все ругают «Жигули», такая проворная машина. На зеркале болталась фигурка, но когда я наклонился, чтобы разглядеть её, она вспорхнула и улетела. Это была синица.

Теперь я снова шёл по улице пешком, и около пересечения Труда с Ломоносова увидел две столкнувшиеся машины. Старую «Ладу» подмял под себя гигантский «Роллс-Ройс».