Блабериды - [75]

Борис наверняка испытал удовлетворением от моей публичной порки. Он энергично заявлял темы. Он предлагал написать о попрошайках на парковке аэропорта, смерть молодой мамы от передозировки лекарствами и лишении инвалида очереди на квартиру. Он докладывал необычно долго, провоцируя обоих боссов на дискуссию или хотя бы на взгляд одобрения, но Гриша молча записывал темы, Алик же, по-моему, даже не воспринимал монотонную радость Бориса.

Виктор Петрович сидел слева от меня. Он докладывал о прошедших накануне общественных слушаниях, когда я обратил внимание на документы, которые он машинально листал. На одной из страниц я увидел схему, которая очень напоминала спутниковую карту «Зари»: прямоугольники складов располагались в ряд, как могилы на Арлингтонском кладбище.

Когда планерка закончилась, я спросил его о схеме.

— Это приповерхностный пункт захоронения радиоактивных отходов третьего и четвертого класса опасности, — сказал он не без значимости, будто речь о секретном документе. — На юге области будут строить. Вчера экологические слушания были. ОВОС опубликовали.

Я рассмотрел схему. Она не была полностью идентичная «Заре». Надземные части бункеров располагалась ровными кварталами, а не наискосок, и забор был прямоугольным. И всё же ассоциация была явной.

— Строительство ещё в 2021 году только начнётся, а работать будет с 2023 по 2030 годы.

— А что именно за отходы? Откуда?

— Там где-то написано, — он надел очки и наклонил их для лучшей видимости, но найти нужный фрагмент не смог. — Это, знаешь, типа облученной одежды, грунта, железяк всяких. Не отработавшее ядреное топливо, а так, по-мелочи.

Он отправил мне ссылку на 350-страничный документ. Источник отходов, которые планировалось захоронить, обозначался очень размыто: федеральные РАО, соответствующие критериям приемлемости для захоронения в ППЗРО, образующиеся при реализации мероприятий, предусмотренных Федеральной целевой программой «Обеспечение ядерной и радиационной безопасности на период до 2030 года».

Мог ли источником этих отходов быть временный пункт хранения, вроде комбината «Заря»? В этом просматривалась определенная логика. «Заря» находилась в населенной зоне недалеко от мегаполиса. Новый же могильник был отнесен к южной границе области в пустынные края, где живут сурки размером с ребенка.

На одной из карт нового пункта захоронения я увидел железнодорожную ветку, которая шла на север примерно в направлении Филино.

Мысленно я окрестил новый проект «Заря-2» и почувствовал прилив сил. «Заря-2» придала моим мыслям стержень. Вокруг неё начал нарастать сюжет. Я расценил это, как добрый знак.

Вернувшись на своё место, я удалил написанное с утра и забарабанил по клавишам. Теперь всё стало очевидно: я начну с абсолютно открытой информации о строительстве приповерхностного пункта захоронения радиоактивных отходов, а затем изложу факты о комбинате «Заря», замкнув круг вопросом, какие же отходы, по мнению читателя, планируют вывозить в новый могильник? Выводы читатель сделает сам.

От Гриши приходили сообщения, но я их не читал. Плевать на утренний инцидент. Скоро и он, и Алик поймут, что есть вещи поинтереснее тёток, который не могут выбрать музыку для соития.

Но эйфория длилась недолго. Пальцы спотыкались на длинных словах с изобилием шипящих. Я убирал причастные обороты, вымарывал лишние слова, добавлял экспрессии. Но дело шло всё медленнее. Текст начал тяготить меня. Я словно поднимался в гору с нарастающей крутизной, а потом уже не поднимался, а лишь препятствовал соскальзыванию вниз.

Капитан Скрипка, который представлялся мне высоким человеком с узким злым лицом, продолжал стоять за плечом. Когда ему не нравилась вескость фраз, он добавлял «возможно», «не исключено», «по некоторых оценкам», а когда я пытался убрать эти пластилиновые нашлепки, он в отместку стирал целые абзацы. Скрипка советовал мне подумать об ответственности журналиста. Ему хотелось защитить конституционные права граждан эр-эф. Он был надёжным сотрудником.

В этой агонии я провел три часа. Было очевидно, что ничего путного уже не выйдет, но я не закрывал почти чистый документ, потому что боялся закрыть его навсегда. Я промаялся до обеда, и когда в очередной буре правок выжило лишь два никчемных абзаца, захлопнул статью без сохранения.

До восьми вечера я просидел с материалом о реконструкции городской набережной.

* * *

Кот Вантуз знал неучтенный ход, позволявший ему каждый вечер занимать стратегическую высоту на гарнитуре, проявляясь как бы из ниоткуда (вероятно, из вентиляционного канала).

Вечер был душный, и бигль Рикошет понуро лежал на кухне, роняя слюни и тяжело дыша. Изредка он затихал, чтобы проследить за перемещениями Вантуза. Вантуз был для него большим авторитетом и мягкой игрушкой в одном лице.

Оле не нравились мои красные глаза. Она заведовала офтальмологическим отделением в платном медицинском центре и вместо вопроса, как прошел день, разглядывала мои роговицы.

— Посмотрит на меня, — приказала она, пристально всматриваясь.

— Мама, я трезвый.

— Ты почему не капаешь? — Оля придерживала меня за подбородок. — Я же дала капли.