Блабериды - [69]

Арина занималась планом озеленения города, Виктору Петровичу поручили съездить в министерский тур по местам дорожного строительства, мне сказали обновить информацию по дольщикам и заняться открытием фонтана на площади Чкалова. Я сидел и помалкивал. Если сделать всё быстро, останется время для «Зари».

Очередь дошла до Гали, которая из-за беременности появлялась в редакции не каждый день и, может быть, поэтому приносила тема из параллельной вселенной.

— Я получила письмо, — начала она своё выступление. — Пишет девушка. Возраст — 26 лет.

Она сделала паузу, покраснела и засмеялась невпопад.

— Блин, я не могу это рассказывать, — Галя, всё больше походившая на маму Мумий-Тролля, надела на нос очки и начала читать. — Вот слушайте: «Четыре года я встречаюсь с молодым человеком. Поначалу у нас всё складывалось хорошо. Но у нас немного разные интересы. Он любит тяжелую музыку и включает её очень громко. Из-за этого у нас были проблемы с соседями. Но я хочу рассказать о другом. Когда мы…»

Галя опять засмеялась.

— Нет, вы слушайте: «Когда мы занимаемся сексом, он всегда ставит Рамштайн. И включает его очень громко. Мне это не доставляет удовольствия. Из-за этого я не могу…»

Галя давилась истерическим смехом:

— В общем, там дальше чистая физиология. У него от Рамштайна всё получается, а у неё нет. Зато у неё все получается от Моцарта, а у него…

Галин смех подействовал на всех, как кальян. Мы переглянулись и поймали волну немотивированного хохота.

Посыпались дельные советы. Можно ведь в плеере. Под Стаса Михайлова ещё лучше. Или под амбиент. Под амбиент заснешь. Рамштайн — такая хрень. Это не хрень. А мне не нравится. Не нравится — другое дело. Рамштайн — это супер.

— Чего она хочет-то? — спросил Гриша, протирая очки. Тема его развеселила.

— Ну я не знаю, — развела руками Галя, откладывая распечатку письма. — Она просто делится своей проблемой. Может быть, с психологом можно поговорить. Обсудить.

Гриша напряженно размышлял. Я слышал его мысли, озвученные голосом Алика: «Порево, сиськи, мясцо. Нам нужно больше раскованности. Лето на дворе. Тёлки нужны. Обнажёнка. Нужно цеплять мужиков. Сиськи нужны».

Упрямый осёл нашей редакции никак не хотел идти за морковкой простых рецептов, вроде выставления обнажёнки на главную страницу. Гриша сдерживал порыва Алика. Одной рукой Гриша держал монографию о Первой мировой войне, другой правил наши бездарные заголовки, а тёлки и порево для него, давно женатого, не представляли личного интереса.

Но Гриша профессионально вырос за последний год. Алик всё-таки заставил его думать, что идея с поревом — это не так уж безнадёжно.

— По реакции я вижу, что тема вполне дискуссионная, — сказал наконец Гриша. — Надо подойти к ней с точки зрения психологии семейных отношений. Надо взять эту историю плюс похожие случаи и обсудить их с психологом.

— Тут психиатр нужен, — фыркнула Неля.

— С психиатром обсудите. Мы должны говорить с людьми о проблемах, которые их волнуют. Это не только проблемы ЖКХ и дольщиков. Это и личные отношения тоже. Галя, возьми.

— Я-я? — смутилась Галя и сделал лицо, будто сейчас родит. — Блин, я не знаю…

— Всё, решили, — подытожил Гриша.

Во время планерки я вспомнил вдруг про врача, который с полгода назад давал мне комментарий к статье, рассказывая о дозах облучения, которые получает человек во время флюорографии и рентгенографии. Я отлистал ежедневник на январь и нашёл телефон. Врача звали Эрнест Павлович Савостин. Он был резковат и в прошлый раз вызвал у меня желудочные спазмы требованием указать в комментарии его имя вместе с отчеством, как дань уважения его умершему отцу. Формат редакции предполагал указывать только имя и фамилию спикера, но для Савостина я сделал исключение. Гриша в финальной редактуре отчество всё равно убрал, Савостин рассвирепел и оборвал мне телефон звонками. Он посчитал этот ход личным оскорблением. Его не убедили даже ремарки, что губернатора и президента мы тоже подписываем без отчества.

— Вот Обаму подписывайте, как хотите, — кричал он. — А своего президента нужно подписывать полным именем. Мы не безродные все.

Несмотря на предысторию отношений, я решился позвонить Савостину снова. С первого раза он не взял, но потом вдруг перезвонил.

Я рассказал о подготовке материала про Филино и его проблемы. Савостин хмыкнул, будто хорошо понимал, о чём речь. Рассказал я и про высокий уровень бета-излучения недалеко от «Зари». Он снова хмыкнул. Я подтащил чистый лист бумаги и приготовился записывать. Длилась странная пауза.

— Алё? — сказал я в трубку и проверил, идёт ли вызов.

— Да, да, — ответил Савостин. — Я не знаю, что вам сказать.

В голосе его было некоторое торжество. Это напоминало месть за пропущенное отчество. Я знаю, но не скажу.

Я помолчал, и пока собирался с мыслями, Савостина вдруг прорвало:

— Понимаете, вы всё свалили в одну кучу. Филино — это Филино. Это депрессивный поселок с давней историей, которая хорошо изучена. Если бы вы хотели разобраться, то нашли бы отчеты об уровнях заболеваемости Филино — все они в открытом доступе. В наш информационный век сделать это несложно. Я мог бы прислать вам их, но не буду этого делать. В этих отчетах указаны и причины заболеваемости, и уровень, и меры профилактики. Никакой радиации там нет. Это комплекс факторов. Это и качество воды, и загрязнение почвы инсектицидами…