Блабериды - [3]

Шрифт
Интервал

— Максим, у меня к вам предложение. Деловое предложение. Я имею в виду, что оно будет оплачиваться. И оплата уже у вас.

Он кивнул на куртку позади меня, в карман которой я положил согнутый пополам конверт. Этот аванс нервировал, будто я уже на что-то согласился. Надо кончать этот театр.

— Сергей Михайлович, чтобы не было недопонимания, давайте я сразу верну конверт, — сказал я, вставая.

— Да вы не паникуйте, Максим, — ответил он чуть насмешливо. — В конверте именно то, на что вы согласитесь. В каком-то смысле это уже решено.

— В каком это?

— Давайте я расскажу о своем предложении, а вы решите. Вернуть конверт можно всегда. Смотрите: мне нужно, чтобы в своих статьях вы периодически, без какого-либо принуждения, употребляли слово, которое я вам назову.

— И что это за слово?

— Блабериды.

Я не стал скрывать удивления. Братерский ждал ответа. Его взгляд стал жестче, почти черным.

— Что оно значит? — спросил я.

— Посмотрите в интернете.

— А… пфф…. Как я его должен употреблять?

— С негативными коннотациями. На самом деле, это вопрос технический. Пока мне нужно ваше принципиальное согласие.

— А…

Он не дал мне договорить, вытащил авторучку и написал на салфетке сумму. Ручка писала плохо, салфетка изорвалась.

— За каждое упоминание, — подтолкнул он салфетку ко мне. — Меня интересует примерно 5—10 упоминаний в месяц в статьях и около 30 упоминаний в ваших блогах. В конверте сумма за первый месяц.

Предложение было достаточно щедрым, я бы сказал, абсурдно щедрым, если учесть ничтожность просьбы. Я достал смартфон и набрал слово «блабериды», которое слышал впервые.

Поисковик выдал: «Блабериды — крупное семейство тараканов, представленное в основном тропическими видами». На фотографии блабериды выглядели чешуйчатыми жуками, вид которых не вызывал желания углубляться в вопрос.

— Сергей Михайлович, — сказал я, неспешно откладывая смартфон. — Мне пока не хватает фантазии представить, как использовать в статьях название сорта… или рода… или… не знаю, семейства, что ли, тараканов, потому что я пишу в основном про людей.

— А какая разница? — Братерский смотрел серьезно.

— Я не очень улавливаю, к чему вы клоните, но разница есть, — ответил я твердо.

— Я прошу вас использовать его, как слова «лопух, «рептилоид», «ватник», «козел», «ублюдок» или что-то в этом роде. У вас есть свобода выбора. Представьте, что это обычное ругательство.

— Я должен назвать кого-то блаберидом?

— Строго говоря, она женского рода, блаберида, но это не принципиально. Можете говорить блаберид.

— Я не понимаю, как я могу обозвать кого-то блаберидом? Кого и зачем?

— Есть же люди, которые называют других, например, червячком.

Я усмехнулся. Вот, значит, в чем дело. Его до сих пор нервирует эта кличка. Неужели он и впрямь такой злопамятный? Вся эта хитроумная канитель нужна лишь для того, чтобы обозвать блаберидом одного ненавистного депутата. Я пошел в контратаку:

— Окей. Допустим, я назову блаберидом господина Христова, — я непроизвольно понизил голос. — Вы к этому клоните?

— Христова не надо, — ответил Братерский. — Какой же он блаберид? Христов уважаемый человек и депутат.

Братерский произнес это спокойно и абсолютно серьезно, что невозможно было понять, подначивает он меня или в самом деле признает авторитет Христова. Боится его? Христова многие боятся.

— Тогда можно пример блаберида, чтобы я лучше понял задачу.

— Да вы так не напрягайтесь, Максим. Вам сама жизнь подскажет, кто блаберид, а кто нет.

— Так вы сами и называйте кого хотите блаберидами. Я не понимаю, для чего вам я.

— У вас есть доступ к аудитории.

— Стоп, — я отставил чашку. — Вот именно. Я журналист. Есть законы. Я не могу согласиться на то, чего не понимаю. Я назову кого-нибудь блаберидом, и мне прилетит иск за клевету, оскорбление, не знаю… подрыв деловой репутации. Может быть, на тюремном арго это слово значит что-то очень плохое, а я буду совать его в дело и не в дело… Нет, так не пойдет.

Я помолчал, глядя на остатки капучино в чашке. Дать ему отлуп? Но все-таки любопытно…

— Давайте по-другому, — сказал я. — Вы расскажите мне смысл затеи, и если она не противоречит моим собственным убеждениям, я сделаю работу бесплатно. Вот так.

— Хорошо, — Братерский медленно водил трубочкой для питья в стакане. — У слова блабериды нет значения, кроме того, что вы только что прочитали — это семейство африканских тараканов. Если мои предположения верны, через некоторое время регулярного употребления слово приживется в языке, и у него появится альтернативная семантика, расшифровав которую, может будет сделать некоторые выводы.

— О чем?

— О нас с вами. О людях.

— То есть это некий лингвистический эксперимент?

— Что-то вроде того. Так вы согласны?

— Мне надо подумать.

Братерский кивнул.

Я хотел расплатиться за капучино, но Братерский быстро перехватил мою руку.

— Не мелочитесь, — сказал он. — Откройте лучше конверт.

Я сунул руку в карман куртки и достал конверт. Внутри был свернутый напополам листок. На листке было написано от руки «Вы отказались от денег».

Сектант чертов.

* * *

По утрам стояли туманы, моросил мелкий дождь, стекла редакционного офиса потели изнутри. Мрачные утра переходили в молочные дни, мы тратили летние витамины и жили, как будто не просыпаясь.


Рекомендуем почитать
Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Офисные крысы

Популярный глянцевый журнал, о работе в котором мечтают многие американские журналисты. Ну а у сотрудников этого престижного издания профессиональная жизнь складывается нелегко: интриги, дрязги, обиды, рухнувшие надежды… Главный герой романа Захарий Пост, стараясь заполучить выгодное место, доходит до того, что замышляет убийство, а затем доводит до самоубийства своего лучшего друга.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.