Блабериды - [118]

Позвонила Оля. Тесть приглашал на барбекю. Оля ещё дулась на меня из-за своих фотографий и моей странной реакции, но я согласился на визит к тестю, и голос её потеплел.

Мы сели в автобус и стали возвращаться в центр, где находились две последние точки. Автобус нагрелся, как теплица. Водителя попросили выключить печку. Он отреагировал так, будто его попросили раздеться, долго вздыхал и отнекивался, но потом уступил.

Позвонил Алик и сказал, что читает статью о Филино, тот «розовый вариант», что я отправил ему накануне. По его голосу было понятно, что он ждал чего-то большего. Меня это разозлило и повеселило одновременно. Хочет остроты — пусть пишет свою статью и объясняется потом с капитаном Скрипкой. С меня хватит.

— Эту редакцию одобрили юристы, — ответил я, имея в виду, скорее, внутреннего капитана Скрипку, который писал статью вместе со мной.

— Понятно, — нетерпеливо ответил Алик. — Заголовок поярче надо. Назови как-нибудь… зона отчуждения… мёртвый поселок… путешествие в апокалипсис… Ты же говорил, вы там радиацию намерили?

— Ну как намерили: дозиметру тому лет тридцать, рухлядь, а не дозиметр, — соврал я. — Он в центре города показал 400 микрорентген, так что я про него даже не упоминал. Только панику посеем.

— Блин, жаль, жаль. Короче, приедешь, верстай на понедельник. Фоток побольше. Заголовок нормальный придумай, а не это говно: «Почему болеют в одном из посёлков области…».

На предпоследней остановке я незаметно слинял от журналистов, прошёл тихими улицами, увидел мелькнувшую среди домов вывеску «Вавилон Страхования», миновал аварийный дом на Татищева, добрался до городской администрации и на машине вернулся в редакцию.

Кастрированный «розовый вариант» я верстал без удовольствия, но и без обжигающего стыда. Я залил текст, добавил восемь нейтральных фотографий, выразил благодарность администрации Филино, проверил вёрстку на предпросмотре и поставил дату выхода: 11 сентября, 9.00.

Было ли мне жаль комкать статью, на которую потрачено несколько месяцев? Было или нет, с этим чувством несложно справиться. Меня, как и школьников, ждали хорошие выходные.

Алика и Бориса в офисе не было, поэтому в четыре часа я уехал домой.

* * *

Тесть угадал общее желание продлить этот тёплый день. Его приглашение на барбекю охотно приняли все. Приехала сестра Катя с сыном Андреем, близкие родственники Хватских и другие знакомые тестя. Двор «замка маркиза де Карабаса» был заставлен машинами. Из открытых окон неслась музыка, детские крики и хриплый голос дяди Олега — брата тестя, которого обожала Оля.

Я немного ревновал её к Олегу. Он называл её тёзкой, был великодушен, снисходителен и чуть-чуть ироничен. При моем появлении он порой хитро подмигивал Оле и спрашивал:

— Что, замуж-то когда пойдёшь?

И когда Оля брала меня за руку, дядя Олег смеялся:

— Да это понятно, я имею в виду по-настоящему.

Супруга его, Алевтина, пшикала на дядю Олега. Моя тёща молчаливо одобряла. Иногда на выручку приходил тесть:

— Нормальный парень, — он пихал меня в плечо так, что синяк благодарности ощущался потом ещё дня три. — Журналист отчаянный. Акула пера.

Перед самым закатом воздух прогрелся градусов до двадцати, но как только ушло солнце и вспыхнули границы облаков, стало стремительно холодать, будто отрыли дверцу огромного морозильника.

После бани воздух и вовсе казался обжигающе-ледяным. Я устроился на террасе в кресле-качалке, кинул мокрое полотенце на колени и решил сидеть, пока не высохнут последние капли на плечах. Я планировал замерзнуть до костей, чтобы потом как следует растереться, выпить водки и наесться до отвала выдающихся тестевых шашлыков.

Шашлыки готовились тут же. На другом конце террасы над огромным мангалом с трубой нависала ещё более огромная фигура тестя. Падающий из окна свет хулигански высвечивал его полуспущенные трико, из-под которых проглядывала полоска незагорелой кожи.

Тесть нажарил тазик сосисок, но сосиски я не ел: они плевались жиром, когда протыкаешь их вилкой. Теперь он принялся за шашлыки, отгоняя от мангала то Олю, то Катю, про которых говорил «этим хоть сырыми дай, всё сожрут».

Я медленно качался в кресле. Плечи покрылись мурашками. Тесть бросил мне:

— Максим, ты иди, погрейся. Я позову.

Я покачала головой. В дальнем углу террасы позади мангала стоял друг тестя по фамилии Чудин, от которого в темноте остался только сигаретный огонёк, то поднимавшийся вверх, то дрожал где-то внизу. Изредка Чудин заводил какой-нибудь разговор, и казалось, у него были вопросов обо всём, что попадает в его поле зрения.

— Плитку-то в этом году клал? — спрашивал Чудин.

Тесть распрямлялся, глядел на садовую тропу, вытирал ладонью щеки, закуривал вместе с товарищем и отвечал:

— Всё в один раз делали, — он обводил сигаретой двор.

Чудин молча докуривал сигарету, сливался с темнотой, но потом снова появлялся в виде гуляющего огонька и говорил:

— А машина как?

— Бегает, — шмыгал носом тесть. — Панель приборов барахлит, мерцает. На влажность что ли реагирует.

Чудин снова замолкал.

Скоро я промёрз капитально и пошёл поближе к мангалу, от которого шло равномерное тепло. Тесть кивнул на меня: