Битвы Третьего рейха. Воспоминания высших чинов генералитета нацистской Германии - [102]

Благоприятные дни безвозвратно прошли. Удар войск Мантейфеля, направленный на Маас, вызвал тревогу в штабе союзников, но был нанесен слишком поздно, чтобы стать действительно серьезным. Согласно плану Бастонь должна была пасть еще на второй день, в то время как в действительности ее удалось достичь только на третий день, а обойти – на шестой. Небольшая часть 2-й танковой дивизии 24-го приблизилась к Динану – до него оставалось всего несколько миль, но это оказалось самое большое достижение. Дальше немцам продвинуться не удалось, да и этот неосторожно выставленный вперед «палец» вскоре был отрезан.

Сдерживающими факторами наступления явились распутица и недостаток топлива. Из-за отсутствия бензина в наступлении участвовала только половина артиллерии. Недостаток артиллерийского огня не компенсировался поддержкой с воздуха. Туманная погода первых дней наступления в целом благоприятствовала немцам, поскольку авиация союзников оставалась на земле. Но 23-го туман рассеялся и сразу же стало ясно, что скудные силы люфтваффе не в состоянии справиться с защитой своих наземных войск от ураганного обстрела. Это еще более увеличило потери. К тому же Гитлеру пришлось дорого заплатить за свое решение поместить главные силы вместе с 6-й танковой армией на северном крыле. Там было слишком мало места для маневра.

В течение первой недели наступление не достигло поставленных целей. Некоторый прогресс в начале второй недели был иллюзорным, поскольку заключался всего лишь в более глубоком проникновении на территорию между двумя дорожными узлами, твердо удерживаемыми американцами. Накануне Рождества Мантейфель связался по телефону со ставкой Гитлера, имея в виду обрисовать сложившуюся ситуацию и внести некоторые предложения. Разговаривая с Йодлем, он особо подчеркнул серьезность положения: время уходит, Бастонь оказалась крепким орешком, 7-я армия не смогла продвинуться достаточно вперед, чтобы осуществлять полноценное прикрытие фланга. В этих условиях имелись все основания ожидать массированного контрудара союзников, причем в самое ближайшее время. Они активно подтягивают резервы с юга. «Сообщите мне сегодня же вечером, какими фюрер видит мои дальнейшие действия. Вопрос заключается в следующем: куда мне следует направить основные силы: на взятие Бастони или на достижение Мааса.

Далее я заметил, что максимум, на что мы можем рассчитывать, это выход к Маасу. Тому были следующие причины: первая – это задержка возле Бастони, вторая – слабость 7-й армии, которая не может перекрыть все дороги с юга. Третья причина заключалась в том, что семи дней, в течение которых шли бои, союзникам наверняка хватило, чтобы укрепить свои позиции на Маасе, а в случае сильного сопротивления нам вряд ли удастся его форсировать. Существовали и другие причины: 6-й танковой армии не удалось проникнуть достаточно далеко – она была остановлена на линии Моншау – Ставелот. Кроме того, не приходилось сомневаться, что нам придется вести сражение на этой стороне Мааса. Дело в том, что нам удалось перехватить несколько радиограмм из пункта управления движения союзников, откуда регулярно отправлялись доклады о прохождении подкрепления через расположенный там мост – мы сумели дешифровать их код».

Далее Мантейфель предложил нанести удар в северном направлении по ближнему берегу Мааса – расположенные там войска союзников окажутся в ловушке – и очистить излучину. Тогда немецкие войска займут более выгодное положение, причем есть надежда его удержать. «С этой целью я настаивал, чтобы вся моя армия, включая резервы командования вермахта и 6-й танковой армии, сконцентрировалась к югу от Урта в районе Лароша, а затем двинулась цепью мимо Марша к Льежу. Я говорил: «Дайте мне эти резервы – я возьму Бастонь, выйду на Маас и поверну на север, чтобы помочь наступлению 6-й танковой армии». В заключение я подчеркнул, что должен получить ответ сегодня же, танковые резервы должны иметь достаточно горючего, мне будет необходима поддержка с воздуха. До того времени я видел только вражеские самолеты! И ни одного нашего!

Ночью ко мне приехал адъютант фюрера майор Йоганмейер. После недолгой беседы он позвонил Йодлю. Я сам подошел к телефону, но Йодль сказал, что фюрер пока не принял решения. Все, что лично он мог сделать в тот момент, это предоставить в мое распоряжение еще одну танковую дивизию.

Резервы были мне выделены только 26-го, но они стояли без движения. Танки растянулись на участке в сотню миль и ожидали подвоза горючего. И это в тот момент, когда они были так нужны!» (Судьба в очередной раз пошутила над немцами. 19-го они прошли всего лишь в четверти мили от огромного склада горючего в Андримоне, что рядом со Ставелотом, где в тот момент находилось 2,5 миллиона галлонов. Этот склад был в сто раз больше, чем самый большой склад горючего из уже захваченных.) Я спросил Мантейфеля, считал ли он, что 24 декабря успех еще был возможным, даже если бы резервы были ему выделены немедленно по первому требованию, причем с горючим.

Он ответил: «Думаю, ограниченный успех все еще был возможен, во всяком случае, мы вполне могли выйти на Маас и, возможно, даже занять плацдарм за ним». Однако в процессе дальнейшего обсуждения он признал, что столь запоздалый выход на Маас принес бы больше проблем, чем преимуществ.