Битва за рай - [4]

— Витя, ты мой самый лучший друг, — за чаем сказал электрику Гудимову.

— Мне нужен твой совет. Ты только не перебивай. Не подумай, что я шучу. Дело в том, что ко мне тут простыня одна прилипла. И собирается замуж.

— Симпатичная?

— Да обыкновенная. Белая.

— Ну, так женись. Пора тебе, — не подумав, сказал Витя.

— Но ведь она — никто, простыня.

— Тряпка, что ли?

— Тряпка.

— Тогда не женись.

— Вот и я ей говорю: не зарегистрируют. А она — свое.

— У нее и паспорта, наверно, еще нет?

— Нету. Но она ничего не хочет слушать.

— Тогда порви.

— Порвать?

Гудимов задумался.

— Вообще-то, жениться тебе надо, — откровенно сказал он Безуглову. — Ты посмотри, сколько женщин в цехе… И диван у тебя такой мягкий, — Гудимов покачался на диване.

Этим вечером Безуглов шел домой с определенной целью.

Он взял ножницы, схватил Простыню и перекинул ее через руку. Вид его выражал решимость.

— Ополоумел?! — взвизгнула Простыня. — Тебя судить будут!

— За что? Не велик грех, если я выкрою из тебя дюжину носовых платочков.

— Поздно! — злорадно выкрикнула она. — Я тебе не вещь! Я сегодня паспорт получила! — она вырвалась и помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами. — Что смотришь? Хочешь удостовериться?

По его глазам она поняла, что Славик ей уже не опасен.

— На. Не порви и не испачкай. Это документ!

Смотреть там оказалось нечего. Это был паспорт. Настоящий. С фотокарточкой, на которой запечатлелась помятая физиономия Простыни.

Славику хотелось решительно прервать ход событий, но применять грубую физическую силу, действительно, было уже поздно.

— Как же так? — промямлил он.

— Не скрою, это оказалось непросто, — самодовольно улыбнулась Простыня. — Я ходила к паспортистке. Я предъявила ей ярлык. Я объяснила, что у меня нет другого документа. Я не виновата, что мне такой выдали. Вас не устраивает этот документ? Меня тоже не устраивает. Выдайте, какой надо. Вы женщина, вы должны меня понять, сказала я. Меня послали в исполком. Мне сказали, если будет постановление выдавать паспорта простыням… Им все равно. Они всех паспортизируют. Но в исполкоме сидел какой-то… клерк. Он сказал: «Мы не можем». Он на меня даже не взглянул. Я предложила ему посмотреть на меня. Он посмотрел. «У вас лица нет». Я объяснила ему, что это от волнения. «Мы не можем. Вы фабричной выделки». Я фабричной выделки? Да если хотите знать, меня на фабрике на руках носили! «Это не меняет никакого дела. На вас цена стоит». И никто меня не выделывал! «Все равно. Серийное производство. А таким запрещено. Чем другие хуже вас?» А я чем хуже других? Он сказал: «Но вы же…» Я вскрикнула: «Что? На что вы намекаете, нахал!..» Словом, кое-какими принципами пришлось поступиться.

— И ты собираешься теперь подавать заявление в ЗАГС? — осведомился Славик.

— И в ЗАГС, и в суд!

Теперь он понял, в какую историю вляпался. Попалась ему.

Или он попался? Спал на простыне? Спал. Оправдывайся теперь, доказывай… Ах, но почему он до сих пор не завел собаку?! Простыня будет добиваться своего. Методично, настойчиво. Понесет заявления в суд. Там справки заставят собирать. Пойдет за справками. Чушь! Дадут ей справки. Ну неужели у нас все бюрократы вывелись? Не может быть!

Выбора у Славика уже не было, но у него оставалась надежда. Нет, у него еще был шанс. Жениться. Надо жениться на ком-нибудь, только не на Простыне! Еще можно успеть…

Он спрятался в своей мастерской на работе и ничего не делал. Ему попалась газета. Он стал читать какую-то статью о женах — страдалицах, натерпевшихся от мужей. Строчки прыгали у него перед глазами, пот катился со лба. Он достал платочек. За этим занятием его застала Светочка.

— Что с тобой, Славик, Тебе плохо? — она интересовалась его здоровьем.

Он взглянул на нее, ища поддержки. Раньше он ни за что бы не принял помощи от Светочки. Но теперь он рассчитывал именно на нее.

— Я, кажется, получил серьезный стресс, — признался он.

— Стресс? — удивилась Светочка. — От кого?

— Это не производственное, — с усилием улыбался Владислав. — Но ты мне можешь помочь. Обещаешь?

Светочка ничего не обещала, но желала знать, что случилось.

— Я ничего объяснять не буду. Я хотел попросить тебя об одном. — сердце его болезненно билось.

— О чем? — с опаской спросила Светочка.

— Я прошу тебя об одном, — серьезно повторил он. — Выходи за меня замуж.

…Все видели, как из мастерской наладчика выходила возмущенная Светочка.

После работы ему впервые в жизни не хотелось идти домой. Он прошел парк сначала вдоль, затем поперек, обошел кругом цирк, постоял у театральной афиши.

Наконец он вернулся в магазин. За прилавком стояла грустная продавщица.

— Я как-то у вас простыню покупал…

— И что?

— Она бракованная попалась.

— Что с ней?

— Вы не подумайте, дыр на ней нет. Внешне все в порядке. Но, — Славик наклонился к продавщице, — Вы знаете, она все норовит выйти замуж.

Продавщица отвернулась.

— Постельное белье обмену не подлежит.

Безуглов и не надеялся обменять простыню. Даже если бы она и подлежала обмену, она бы этому воспротивилась. Характер у нее таков. Безуглов постоял у прилавка. Он хотел купить другую простыню, но.

Возможно, если бы он притащил домой еще одну простыню или несколько, все вышло бы по-другому. Но он не притащил. Побоялся. Или не смог: нравственные устои не позволили.